"Эрнест Цветков. Досье на человека (Документальный роман о душе) " - читать интересную книгу автора

Довольные и опустошенные, мы спустились допивать свою водку.
Я влил себе в глотку остатки прозрачной и мерзкой жидкости и тут же
протрезвел - будто мгновенно в моей голове сработали некие потаенные рычаги
и перевели мозг в иное состояние. Я почувствовал, как вновь переместился в
зону ада. Сознание стало ясным, и череп начал заполняться мыслями, как водой
прохудившаяся лодка. Тревога овладела мной с той же свободой, с какой я
несколькими минутами раньше овладел Танечкой. Танечка, кажется, тоже
протрезвела и задумалась о чем-то своем. Мы, падшие и грешные, сидели на
одной ступени, и разница заключалась лишь в том, что эта прелюбодейка
отправится в свою квартирку и окунется в теплое море пушистых одеял и
домашних ласк, а я с этой ступеньки прямо пересяду на скамеечку подсудимых.
Хорошая парочка - блудодейка и убийца. Прямо как Сонечка и
Раскольников. Ее накажет Бог, меня - правосудие. Если, конечно, я не
прибегну к первому варианту. Ах, Лизочка, зачем я это сделал? Внезапно
потрясла мысль, что я люблю Лизочку, что она единственный мне близкий и
родной человек. Я вспомнил ее запах, ее глаза и кожу. Вспомнился ее голос и
тихий смех. Она жила со мной, и она жила во мне, и она любила меня. Л ю -
би - ла. Неужели же нужно убить человека, чтобы все это понять? Неужели же
нужно его убить, чтобы осознать, что ты его любишь? Одновременно с этими
чувствами во мне всколыхнулось и другое - страх. Страх за себя. Словно бы
одна часть меня скорбила и мучительно искала способ искупления вины, а
другая - способа избежать этого наказания. И где-то внутри меня какое-то
существо, этакий маленький компьютер, просчитывал: "Тебе надо что-то
сделать, чтобы уйти от ареста, замести следы. В этом ничего
предосудительного нет. Все-равноты обречен на моральные муки до конца своей
жизни. Это для тебя лучшее наказание". "Да, да", - эхом соглашался я. И
компьютер поддерживал: "Вот и молодец. Действуй теперь обдуманно и неспеша.
Прежде всего постарайся вспомнить, как ты оказался одетым посреди ночи на
набережной. Вспомни это. Вспомни. Это для тебя важно. Восстанови весь ход
событий. Начни с этого". Да я бы рад вспомнить, но как?! Я действительно
куда-то провалился. Сознание мое отключилось и выпрыгнуло в оконную
форточку. И я действовал как зомби. Раньше со мной такого никогда не было.
"Чего не было? - захихикал хитренький компьютер. - Отключения сознания после
того, как укокошишь очередную жертву?" - "Заткнись, тварь, ты знаешь, о чем
я говорю".
В эту минуту Танечка недоуменно посмотрела на меня. Неужели я произнес
свои мысли вслух? Или чутьем врожденной проститутки она уловила смуту и
грязь в моей похабной душонке? Внезапно она стала мне не то чтобы противна,
а просто скучна. Но с другой стороны я ощущал себя таким беспомощным, что
присутствие любого живого существа, которое могло бы мне посочувствовать,
давало некоторое облегчение и даже некоторую надежду. В такие минуты
отчаяния действительно начинает казаться, что другой человек, который хорошо
к тебе относится, каким бы он глупым ни был, мудрее тебя. А может быть, это
и действительно так? Ведь страдающий человек в своей беспомощности
становится ребенком, осознает он это сам или нет. А единственным утешением
для младенца, его единственной защитой становится материнская любовь -
единственная сила, способная перекрыть силу страха. И если в минуту печали
или тревоги, страха или скорби оказывается рядом человек, которому можно
поплакаться или пожаловаться, или просто спросить "как быть?", то невольно
этот человек воспринимается как мать. От него веет утешением и к нему