"Стефан Цвейг. Диккенс" - читать интересную книгу автора

Английское начало придает человеку не только внешний лоск - оно
пронизывает всю его сущность, глубоко проникает в кровь, налагает отпечаток
на самое важное и сокровенное, на самое индивидуальное - на творчество.
Как художник англичанин находится в большей зависимости от
национального, чем немец или француз. Поэтому в Англии каждый художник,
каждый настоящий писатель боролся с английским началом в своей душе, но даже
самая пылкая, страстная ненависть оказывалась бессильной сломить традицию.
Она добирается своими нежными артериями до самых сокровенных глубин, и тот,
кто хочет вырезать из своей души английскую сердцевину, разрывает весь
организм и истекает кровью. Несколько аристократов, страстно желая стать
свободными гражданами вселенной, решились на это - Байрон, Шелли, Оскар
Уайльд хотели вытравить в себе английское, потому что они ненавидели в
англичанине его извечную буржуазную сущность. Но они лишь разбили
собственную жизнь.
Английская традиция - самая сильная, самая победоносная на свете, но и
самая опасная для искусства. Самая опасная потому, что она коварна: это
совсем не холодная пустыня, необитаемая и негостеприимная, она манит теплом
очага и мирным уютом, но она создает границы морали, ограничивает, требует
порядка и не терпит свободного вдохновения. Это скромное жилище без свежего
воздуха, защищенное от жизненных бурь, светлое; приветливое и гостеприимное,
настоящий home (Родной дом), с его пылающим камином буржуазного
самодовольства, но это тюрьма для того, чей дом - вселенная, чье глубочайшее
наслаждение - беззаботно искать приключений, кочуя в безграничном просторе.
Диккенс уютно устроился в английской традиции, по-домашнему расположившись в
четырех ее стенах. Он хорошо себя чувствовал в родной обстановке и за всю
свою жизнь ни разу не нарушил художественных, моральных или эстетических
границ Англии. Он не был революционером. Художник хорошо ладил в нем с
англичанином, и мало-помалу первый совсем растворился во втором. Его
творчество - это неосознанная воля народа, ставшая искусством, и, отмечая
мощность, редкие достоинства и упущенные возможности его творчества, мы все
время ведем спор с самой Англией.
Диккенс - высшее художественное выражение английской традиции в эпоху
между героическим веком Наполеона и империализмом, между славным прошлым и
предвидением будущего. И если его творения представляются нам лишь
выдающимися, но не грандиозными, как сулил его гений, то помехой этому была
не Англия, не национальное начало само по себе, а бесславная современность -
викторианский век Англии. Шекспир ведь тоже был наивысшим проявлением,
поэтическим воплощением одной из эпох английской истории - эпохи
елизаветинской, воплощением сильной, деятельной, юношески бодрой и
чувственной Англии, которая впервые протягивала свои щупальцы к Imperium
mundi,[2] которая вся пылала и трепетала от бьющей через край силы.
Шекспир - сын века действия, воли, энергии. Взору открывались новые
горизонты, в Америке шло покорение диковинных царств, вековой враг был
разгромлен, из Италии сквозь северный туман пробивался свет Ренессанса, со
старым богом и религией было покончено, нужно было наполнять мир новыми
живыми ценностями. Шекспир - венец героической Англии, Диккенс - символ
Англии прозаической.
Он был лояльным подданным другой королевы, кроткой домовитой,
незначительной, old Queen[3] Виктории,[5] Диккенс согласился.
Удача превзошла все ожидания. Первые выпуски "Пикквикского клуба" имели