"Стефан Цвейг. Принуждение" - читать интересную книгу автора

минутами забывал о своей настоящей родине, любуясь этой - вновь обретенной.
Месяцы протекли с тех пор, как бежал он от современности и людей, из
воюющей страны, сюда, в Швейцарию; он чувствовал, как его истерзанная,
израненная, подавленная болью и ужасом душа находит здесь успокоение и
исцеление; чувствовал, как манит к себе ласковый ландшафт, как его чистые
линии и краски зовут его, художника, к работе. Поэтому, когда пейзаж
скрывался от взора, когда, как в этот утренний час, его застилал туман, он
снова ощущал себя чужим и одиноким. Его охватила бесконечная жалость ко всем
заключенным внизу - во мгле, к людям его родины, также потонувшей в туманной
дали, - бесконечная жалость, бесконечная тоска по слиянию с ними и с их
судьбой.
Откуда-то из тумана донеслись в это мартовское утро четыре удара
церковного колокола и потом - словно сами себе возвещали они время - еще
восемь, более звонких. И сам он ощутил себя словно вознесенным на
колокольню, невыразимо одиноким, - мир расстилается перед ним, а за ним,
погруженная в сумерки сна, покоится его жена.
Всей душой захотелось ему разорвать эту мягкую завесу тумана, ощутить
хоть какие-нибудь признаки пробуждения жизни. Когда он пристально всмотрелся
вниз, ему показалось, что в сером тумане, там, где кончается деревня и
дорога короткими извилинами поднимается в гору, что-то медленно движется, -
не то человек, не то зверь. Это еле видное, маленькое существо приближалось,
вселяя в него радость сознания, что еще кто-то бодрствует, и возбуждая
любопытство, жгучее и болезненное. На перекрестке, там, где дороги
расходились, одна - в соседнее селение, другая - сюда, наверх. появилась
серая фигура. На мгновение она, как бы отдыхая, замедлила шаг. Потом
неторопливо стала взбираться по тропинке на холм.
Беспокойство овладело Фердинандом. "Кто этот чужой? - подумал он.-
Какая сила выгнала его в это утро, как и меня, из тепла и сумрака комнаты?
Не ко мне ли он, и что ему нужно от меня?" Теперь, вблизи, сквозь
рассеявшийся туман, он узнал его: это был почтальон. Каждое утро, когда
церковные часы били восемь, он взбирался сюда, наверх; Фердинанду знакомо
было его неподвижное лицо с рыжей, слегка поседевшей, морского типа бородой,
в синих очках. Его фамилия была Нуссбаум, Фердинанд же прозвал его
"Щелкунчиком" за деревянность движений и важный вид, с которым он
перебрасывал свой большой черный кожаный мешок на правую сторону, передавая
с величественным видом письма. Фердинанд не мог удержаться от улыбки, глядя,
как почтальон, тяжело ступая шаг за шагом, с мешком, переброшенным через
левое плечо, старается придать своей мелкой походке значительный вид.
Но вдруг он почувствовал дрожь в коленях. Его рука, поднятая к глазам,
опустилась словно чужая. Тревога сегодняшняя, вчерашняя, тревога всех
последних недель с новой силой охватила его вдруг. Ему показалось, что
человек этот шаг за шагом приближается к нему, направляется к нему одному.
Не отдавая себе отчета, он нажал ручку двери, прокрался мимо спящей жены и,
торопливо спустившись с лестницы, пробежал по дорожке мимо забора навстречу
почтальону.
У садовой калитки он с ним столкнулся.
-Есть у вас... есть у вас... Есть у вас что-нибудь для меня?
Почтальон поднял кверху отсыревшие очки.
- Да-да.
Он одним взмахом перебросил черный мешок на правую сторону и перебрал