"Стефан Цвейг. Улица в лунном свете" - читать интересную книгу автора

- Я провожу вас... если позволите, - тотчас же прибавил
он униженным тоном.
Мне опять стало жутко. Эти крадущиеся, призрачные шаги,
почти неслышные и все же неотступные, во мраке портового
квартала, вытеснили мало-помалу воспоминание о пережитом,
заменив его каким-то безотчетным смятением. Я чувствовал
смиренное выражение его глаз, не видя их, замечал
подергивание губ; я знал, что он хочет со мной говорить, но
не поощрял и не останавливал его, подчиняясь овладевшему
мной дурману, в котором любопытство сочеталось с физической
скованностью. Он несколько раз кашлянул, я угадывал его
подавляемые попытки заговорить, но какая- то жестокость,
таинственным образом передавшаяся мне от той женщины,
тешилась происходившей в нем борьбой между стыдом и душевным
порывом, я не приходил ему на помощь, предоставляя молчанию
черной тучей тяготеть над нами. И вразброд звучали наши
шаги, его - скользящие, старческие, мои - нарочито гулкие и
энергичные, в стремлении уйти от этого грязного мира. Все
сильнее чувствовал я напряжение, возникшее между нами:
истошным немым криком было это молчание до отказа натянутой
струны; но вот, наконец, он нарушил его - с какою отчаянной
робостью! - и заговорил:
- Вы были там... вы были сударь... свидетелем очень
странной сцены... Простите... простите, что я к ней
возвращаюсь, но она должна была показаться вам очень
странной... а я - очень смешным... Эта женщина... она,
видите ли...
Он опять запнулся. Что-то комом стояло у него в горле.
Потом голос у него упал до шепота, и он торопливо пролепетал
- Эта женщина... она моя жена.
Я, вероятно, вздрогнул от удивления, потому что он
поспешил добавить, словно оправдываясь: - То есть... она
была моей женой... Лет пять тому назад... В Гессене, в
Герацгейме, я оттуда родом. Я не хотел бы, сударь, чтобы вы
были о ней дурного мнения... Это, может быть, моя вина, что
она такая... Она такой не всегда была...
Я... я мучил ее. Я взял ее, хотя она была очень бедна,
даже белья у нее не было, ничего, решительно ничего... а я
богат, то есть состоятелен... не богат... или во всяком
случае в ту пору у меня водились деньги и знаете ли, сударь,
я, может быть, и вправду был - она права - бережлив... но
это все раньше, до несчастья, и я себя за это проклинаю. Но
и отец мои был бережлив, и мать, все... И мне каждый грош
доставался с большим трудом... а она была легкомысленна,
любила красивые вещи... и при этом была бедна, и я
постоянно попрекал ее этим... Мне не следовало так
поступать, теперь я это знаю, сударь, потому что она горда,
очень горда... Вы не думайте, что она такая, какой
притворяется... Это неправда, и она сама себя этим мучает
только... только для того, чтобы меня мучить, и... потому