"Инесса Ципоркина. Мир без лица. Книга 2 (Архипелаги моря Ид-4)" - читать интересную книгу автора

песков и ветров. Должно в нем быть еще что-то, кроме этих проклятых
селитряниц[4], воняющих кровью, дерьмом и кислой пороховой вонью...
Ядовитый туман, поднимающийся с мертвой просоленной земли, перехватывал
горло. Мы брели, словно грешные души сквозь зловонный ад. Казалось, вся
мерзость мира собрана в этих кучах и ямах и отстаивается, чтоб превратиться
в мерзость еще худшую - в орудие убийства себе подобных. Не нужно было много
ума, чтобы понять: вселенная Марка - это отстойник. Отстойник нежеланных
чувств, мыслей, людей. И чище он становится там, где жизни нет совсем, в
прокаленной и просоленной пустыне, среди грязно-бурых и бело-серых соляных
корок, издали сияющих под безжалостным солнцем, точно настоящие озера,
фальшивым зеркальным блеском...
Фрель, кажется, почуял нашу скрытую неприязнь к творцу этого неуютного
мира. И взял Марка под свое покровительство. Он тащил рюкзак Марка, когда
тот уставал. Во время привалов он разувал Марка и смотрел, не натер ли тот
ноги. Он пел протяжные песни на смешном языке индейцев кечуа[5] с тем
большей охотой, что Марк их слушал. Но Марку, неблагодарной скотине, все
было по барабану. Он по-прежнему демонстрировал парню козью морду и
передергивался от его прикосновений. Непристойных предложений, что ли,
опасался? Да уж, из нашей группы он был самый весь из себя красавчик. Седой,
ощипанный, сутулый, похожий на больного грифа.
А еще было заметно, что Марку стыдно самого себя. Что он старается
справиться с метастазами Дурачка в собственном сознании. Старается, но не
преуспевает. Мы были в его глазах синими уродами, а Гвиллион - уродом
каменным. Его вдвойне терзала мысль о том, что выживание слабого
человеческого тела целиком и полностью зависит от нашей уродской способности
добывать воду в преисподней, которую он, креативщик, сотворил.
Словом, это была отнюдь не увеселительная прогулка. Да мы, собственно,
на прогулку и не рассчитывали. И даже не пытались сделать вид, что гуляем.
Хмуро топали через пустоши, время от времени обессиленно присаживаясь на
груды пустой, высушенной солнцем породы, где поменьше воняло, люди ели,
Морк, я или Мулиартех, собрав волю в кулак, вытягивали в баклаги немного
солоноватой воды из почвы, Гвиллион и Фрель лениво переругивались. Кажется,
если у кого имелся шанс дождаться фрелевых авансов, то именно у Гвиллиона.
Могучий каменный мужчинище, одетый более чем скудно - в набедренную повязку,
если быть точным, - как магнитом тянул к себе Фреля. К тому же Гвиллион
быстро научился болтать на кечуа и даже подтягивать инкским песнопениям
вторым голосом.
Так они и шли втроем впереди, переругиваясь, напевая и хмуро молча
попеременно. Дорогу мы предоставили выбирать Марку. Все-таки это был его
мир.
- Как думаешь, - вполголоса спросил, наклонившись ко мне, Морк, - скоро
мы его дожмем?
- Думаешь, если ему станет до смерти тошно, он поменяет этот "пызаж" на
что-нибудь посимпатичнее? - иронически хмыкнула я.
Морк пожал плечами. Мулиартех посмотрела на разнородную троицу
"впередсмотрящих" и вздохнула.
- Неправильно мы себя ведем, - печально покачала она головой. -
Неправильно. Он себя и так ненавидит - и с нашей подачи еще больше
ненавидеть начнет. Ему прозреть надо, простить себя и за город этот
странный, и за гнусные места вокруг, и за пустыню, в которой мы еще хлебнем