"Вся правда о российских евреях" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей Михайлович)

Правда одиннадцатая ПРАВДА ОБ УЧАСТИИ В РЕВОЛЮЦИИ

Империи вообще довольно таинственные образо­вания. Одна их потрясающая особенность: каждая импе­рия сама выбирает себе могильщика. Иногда воспитать могильщика совсем не просто. Племя готов совершенно не хотело громить западную Римскую империю. Готы искренне хотели стать союзниками-федератами и жить, перенимая от римлян блага цивилизации: чем больше, тем лучше.

Но готов сначала принимали на службу, потом отвер­гали. Пускали в империю и выгоняли из ее пределов... В конце концов у готов вспыхнул страшный голод — та­кой, что они продавали в рабство собственных детей. Римское правительство выделило продовольствие — гу­манитарную помощь своего рода. Но чиновники украли продовольствие и пытались продавать его готам же за золото. У готов просто не осталось выхода, кроме как броситься на империю.

Сохранилась легенда, что, глядя на изможденных, голо­дных и грязных готов, римские женщины кричали мужьям:

— Смотрите, кому, кому вы сдавались!

...Но ведь точно так и с евреями. Для начала Россий­ская империя отказала им в столь необходимом для них праве на исключительность. И вообще в диалоге. Потом евреев долгих полвека «исправляли», то сажая на землю, от которой их, бедных, тошнило, то вылавливая еврейских мальчиков по местечкам. Потом евреям несколько раз то давали права, то отнимали. То силой волокли к образова­нию, то опять не пускали. Российская империя буквально не упустила ни одной возможности вызвать у ашкенази страх и недоверие.

Причины революционности евреев далеко не только в этом. Они коренились и в особенностях народов иудаистской цивилизации, их готовности к резким революци­онным рывкам. И в мессианском самосознании евреев. И в их психологической неукорененности в России. И в обидах, чинимых царским правительством.

Но, зная об особенностях евреев, надо было в тем большей степени учитывать их в своей политике. А импе­рия как нарочно дразнила и раздражала этот маленький, невероятно активный народ.

Конечно, это не единственная глупость, которую де­лала Российская империя — словно бы специально для своего уничтожения. Таким же безумием было и участие в Первой мировой. И вообще сама по себе война Германии, Австро-Венгрии и Российской империи — полнейшая бессмыслица: никаких непримиримых противоречий у них не было. Альфред фон Тирпитц очень сожалел, что в 1916 году не был заключен мир Германской импе­рии с Российской империей: «...Я не знаю, найдется ли в мировой истории пример большего ослепления, чем взаимное истребление русских и немцев к вящей славе англосаксов». Мудрые слова!

А ведь очень может быть, революции вообще не воз­никло бы, не будь Первой мировой войны.

И во время этого мирового безумия правительство продолжало науськивать евреев на самое себя, прово­цировало их и оскорбляло.

Война никогда не становится временем торжест­вующего гуманизма... Хотя нередко становится временем примирения противоречий в воюющей нации. Первая мировая война стала временем политического раскола и евреев, и русских.

Часть ашкеназских евреев, подданных Российской империи, хотели победы Российской империи как свое­го отечества. Немцев, что австрийских, что подданных Вильгельма, они не любили и боялись. Другие панически боялись как раз победы Российской империи: особенно жившие в Царстве Польском. Российская империя обе­щала автономию Польше «после победы». Евреи очень боялись оказаться подданными поляков — поляки отно­сятся к ним так плохо, что могут всех изгнать из страны.

И во время войны продолжалась вражда между наро­дами империи. Поляки часто обвиняли евреев в шпиона­же, доносили русским властям. Часть этих доносов была справедлива, а часть — полнейший навет.

При русской оккупации Галиции евреи массами бежали в Венгрию — бежали от русской армии, а «оставшиеся в Галиции евреи сильно пострадали в период русской оккупации края», потому что «издевательства над евреями, избиения и даже погромы, которые особенно часто устра­ивали казачьи части, стали в Галиции обычным явлением»1. А местное украинское и русинское население мстило евреям-панам, присоединяясь к казакам-погромщикам.

Тем не менее большая часть евреев, подданных Рос­сийской империи, воевала на ее стороне и делала это хорошо, но было всякое.

Потому что были евреи, искренне считавшие немцев «культурной нацией» и желавшие поражения России. Уже в декабре 1915 года «усилилось до угрожающих размеров перебегание от нас к неприятелю евреев и по­ляков не только с передовых позиций, но и из тыловых учреждений»2.

«В результате главнокомандующий Янушевич (кстати, поляк, принявший православие) принял решение о вы­селении евреев из района боевых действий. Потом он приостановил свое решение, но уже на местах, волею местных командиров, принимались решения о выселении евреев из прифронтовой полосы, причем в Ковенской гу­бернии выселение было поголовным, из Ковно вывозили больных, раненых солдат, семьи фронтовиков»3.

К этому необходимо добавить: в Первую мировую войну никто ведь мирное население не выгонял. Армии ходили, воевали между собой, а население-то оставалось. Изгонялись только евреи! А ведь они теряли при этом и жилье, и имущество; получался, по справедливому замечанию, «еще один вид грандиозного погрома, и ведь уже от властей, а не от толпы»4.

Личным приказом императора выселение из при­фронтовой полосы прекратилось. Но по всему фронту «и во всех правительственных кругах заговорили о ев­рейском шпионаже»5. До выселений говорили и после их отмены.

Германское командование использовало ситуацию для пропаганды. Военная разведка приготовила воззвание к евреям: восставайте против своего правительства! Все равно вас считают нашими агентами, а мы вам рады...

Допускаю, что кое-кто из евреев в обстановке высе­лений и недоверия мог и прислушиваться к пропаганде. В конце концов, в Германии и в Австро-Венгрии тоже жили ашкеназские евреи, а в германской и особенно в австро-венгерской армии еврей, не выкрещиваясь, мог быть офицером. В русской армии — не мог! Известен случай, когда рядовой, кавалер четырех георгиевских крестов не пошел в школу прапорщиков — пойдя, он должен был бы выкреститься, и это могло убить его отца. Сколько таких подданных не привлекла к сотрудничеству, потеряла бездарная власть?!

Дать бы искомое равноправие, прекратить бы застаре­лый, заскорузлый маразм! Но и позже, в 1916 году, порой очень уж соблазнителен был прежний «удобный ход: свалить все поражения на евреев»6. То есть был сделан выбор: продолжать винить во всем евреев, отталкивать их от законного правительства Российской империи.

В действующей армии поступали так же, как во всем государстве: евреев то уравнивали в правах, то отталки­вали. В отношении солдат-евреев множество раз менялись установки. То их посылали исключительно рыть окопы, как ненадежных. То вопили: чего это они прохлаждаются в тылу?! А ну, всех в маршевые роты. То опять всех от­правляли с фронта в тыл как потенциальных предателей.

При этом мало того, что страдали невинные за винов­ных (как при погромах). Никто не вникал в то, что среди 6 миллионов русских евреев есть множество людей с са­мыми разными установками. И для правительства, и для командования в армии все евреи сливались в какую-то однородную, нерасчлененную массу. В результате те, кто оставался друзьями Российской империи, получали основания сомневаться в своей правоте, а враги получали подтверждение правильности выбранного пути.

Словом, ужас...

Впечатление такое, что на протяжении всей Первой мировой войны власти как будто специально пытаются как можно сильнее раздразнить, обидеть евреев, уни­зить их, наплевать им в душу. Словом, пытаются сделать врагов из этого и так уже не дружественного Российской империи народа.

Русское императорское правительство могло снять еврейскую проблему еще в конце 1916 года. Мировая война вынудила сдвинуться с места великое множество людей, сломала черту оседлости: евреи бежали от немецкой армии в глубь России. До двухсот тысяч человек евреев оказались в одном только Петербурге, и у этих наивных людей возникла такая робкая надежда... Может быть, хотя бы на фоне огромной и страшной войны правительство согласится уравнять их в правах? Ведь евреи в массе лояльны Российской империи, а множество еврейских юношей воюет на ее стороне?

Жившие в Петербурге евреи написали петицию, в ко­торой так и излагали: учитывая их лояльность, полез­ность их для Российской империи, правительство даст евреям полные права граждан? Они нашли сородичей, вхожих в придворные круги, и исхитрились сделать так, что петиция, минуя прочих, легла на стол «лично» Нико­лаю II. «Ни при каких обстоятельствах» — так соизволил написать Самодержец всероссийский на полях этой очень скромной, очень приличной петиции. Тем самым он похоронил мечты и надежды на спокойную, мирную ассимиляцию. Иногда мне кажется, что Николай II и все его правительство сознательно делали все необходимое, чтобы их свергли. Они как будто сами искали своего уничтожения.

Я не могу сослаться на печатный источник, но знаю про эту историю совершенно достоверно — потому что одним из петербургских евреев, «забросивших» петицию на стол Николаю II, был дед старого друга нашей семьи, выкрестившийся еще в эпоху Александра III (называть этого человека я, конечно, не буду).

Было это в ноябре 1916 года, а в феврале 1917 рухнула Империя. Евреи очень по-разному относились к империи и к царскому режиму, но ни у одного из них не было при­чины жалеть о падении царского правительства. Подпиши Николай II ту самую петицию — и его назвали бы «Осво­бодителем» миллионы евреев! Как называли «Освободителем» Александра II миллионы крестьян и их потомков. Но Российская империя ушла в небытие государством, мертвой хваткой вцепившимся в Средневековье, в том числе и в неравноправие евреев.

Правда, в 1915 году черту оседлости отменили (ее и так невозможно было соблюдать). Характерно, что современ­ная еврейская литература «не знает» об этом и упорно указывает на другое время отмены черты оседлости: «су­ществовала по март 1917»7. Ну очень хочется современным еврейским националистам, чтобы Российская империя не отменяла черты оседлости! Чтобы «пришлось» произвести для этого переворот...

Позиция тем более глупая, что царское правительство и правда сохранило многие ограничения: евреям нельзя было жить в столицах, в области Войска Донского, в окрестностях Ялты. И — процентная норма для посту­пающих так и не отменена!

Полное равноправие евреев в Российской империи дано вовсе не советской властью. 2 марта 1917 года Временное правительство издает декрет: «Об уравнении в правах еврейского населения». Все. Все 140 ограниче­ний, существовавших для евреев, исчезли. Дело сделано, и для этого не было никакой необходимости свергать существующую власть.

Национальные проблемы решены, а политически у рус­ских евреев не существовало никакой общей цели. То есть и Бунд, и сионисты, и ортодоксальные раввины пытались выступать от имени всего народа... но большинство евреев не особенно их слушались.

На выборах в Учредительное собрание в октябре-ноябре 1917 года евреи разошлись практически по всем остальным партиям, от социал-демократов до кадетов и октябристов.

Они еще голосовали, еще думали, что их бюллетени что-то решают, их мнение что-то изменяет в жизни ко­лоссальной страны... А в это время Зимний дворец уже взят, и на Втором Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в Смольном дворце, 25 октября 1917 года Ленин уже сообщил о низложении Временного правительства и переходе всей власти в руки Советов. Этот съезд уже встретил овациями сообщение о захвате Зимнего дворца и зачитанное Луначарским обращение «К рабочим, солдатам и крестьянам!». Съезд уже объявил, что берет власть в России в свои руки и о создании Ра­боче-крестьянского Советского правительства, Совета Народных Комиссаров, во главе с В.И. Лениным.

Вот и все. Как сказали Стругацкие, «сбылась бессмыс­ленная мечта террористов». Исполнилось то, о чем мечтали, для чего готовились три поколения революционеров, от Андрея Желябова и Гели Гейсман до Лейбы Бронштейна-Троцкого, Урицкого и Свердлова.

А нам, потомкам когда-то великого народа, остается одно — спорить, гадать и прикидывать, когда именно сорвалось в пропасть наше государство: в феврале или в октябре 1917 года.

Отмечу: 90% евреев в этих событиях не участвовало. Никак.

Революция грянула в Российской империи. В гла­зах всего мира это государство было империей русских, и революция — тоже русской.

О национальном составе революционных партий уже говорилось. Уже тогда прозвучало — революция эта ев­рейская, потому что ее сделали евреи. А. Шульгин пронес это убеждение до конца своих дней.

Но это революция и не русская, и не еврейская. Это революция, произошедшая в Российской империи. В империю входило много стран и народов. Революция раскалывала их, и евреев в том числе.

У ашкеназских евреев было еще сложнее, потому что они ассимилировались в нескольких, и притом во враж­дующих, странах. Еще жили на своих прежних местах, в традиционных штетлах еврейские туземцы-ашкенази. Еще галицийский ашкенази из Австрии понимал без пе­реводчика другого ашкенази, из-под Киева, и третьего, из-под Кракова.

Но почти все прусские ашкенази говорили к тому вре­мени на немецком языке и расстались с традиционным образом жизни. И в четырех других странах — Австрии, Венгрии, России, Польше — возникли толстые, включаю­щие десятки и сотни тысяч людей, слои евреев, ассими­лирующихся в этих странах.

Кафка, которым махают как знаменем некоторые рус­ские евреи, не говорил ни на идиш, ни на русском. Он — что тут поделать! — был австрийским немцем еврейского происхождения.

И лидер сионизма Менахем Бегин свободно говорил по-польски, но вот по-русски не знал, а на идиш говорил крайне плохо. Примерно как граф Безбородко по-укра­ински под конец жизни.

Еврейская Россия сыграла исключительную роль в ре­волюции 1917 года и в Гражданской войне 1917-1922 го­дов. И в Гражданской войне в Германии 1917-1923 годов8. Евреи приняли очень активное участие во всех Граждан­ских войнах всех народов, вспыхнувших на развалинах Австро-Венгерской империи. «Строительство нового мира» увлекало их больше, чем строительство национальных государств. Видимо, по тем же причинам, по которым Российская республика привлекала меньше, чем гранди­озный эксперимент.

Это — еще одно доказательство того, что евреи шли в революции вовсе не из-за одних ограничений царизма. Допустим, в Польше у них тоже были проблемы... Но в Австрии, Венгрии и Германии их не было. А евреев-революционеров были толпы.

21 марта 1919-го Венгрия объявлена советской рес­публикой. Правительство немедленно конфискует поме­щичьи земли и организует на них коммуны. 26 марта оно, национализирует банки, крупные предприятия, транспорт. 2 апреля объявлена государственная монополия внешней торговли. Установлен тесный союз с Советской Россией, идет разоружение «буржуазии», объявлена политика дик­татуры пролетариата.

Создавалась и Красная армия — до 80 тысяч штыков, в основном из уже воевавших в Великой войне солдат.

Из Австрии в Венгрию побежали единомышленники. На митингах в Вене горячие головы призывали перенимать передовой опыт венгров. Из Австрии ехали добровольцы.

В Венгрию вошел французский корпус, сначала плани­руемый для ввода в Советскую Россию. С севера пошли войска Чехословакии, с юга — Румынии. Французы сами не очень стремились воевать. Но под их прикрытием в городе Сегеде стали формироваться офицерские части адмирала М. Хорти (будущего диктатора в 1919-1944 годах). Это была венгерская Белая гвардия.

В ходе войны Красная Армия Венгрии откровенно считала себя передовым отрядом мирового пролетариа­та. На своих штыках она несла те же лозунги и идеи, что и Красная армия в России.

Во второй половине мая она вторглась в глубь терри­тории Чехословакии.

В зоне, захваченной венгерской Красной Армией, 16 июня 1919 года возникла Словацкая советская респуб­лика и пала 7 июля 1919 года — сразу же после отхода венгерских войск.

В тылу Красной Армии коммунисты планомерно истребляли всех несогласных, недовольных... и обеспе­ченных.

После массовых истреблений людей и внешней агрес­сии Венгерской социалистической республики румыны двинулись уже всерьез и дошли до Будапешта.

После короткой, жестокой войны, повлекшей смерть до 70 тысяч человек, Венгерская советская республика пала — 1 августа 1919 года.

Бэла Кун бежал в Советскую Россию, где, помимо всего прочего, «прославился» чудовищной резней белых в Крыму в 1920 году.

Что было ему, венгру, в революции? В Венгрии евреев никто не притеснял и не обижал. Гражданские права были уже у его деда. Была, видимо, вера в марксизм, ожида­ние конца «старого мира» и жажда лично участвовать в строительстве «светлого будущего». Но, видимо, Бела Кун вовсе не чувствовал, что он как-то связан с Венгрией, но считал революции в Российской империи и в Венгрии своим личным, кровным делом.

Уинстон Черчилль, выступая в палате представителей 5 ноября 1919, сказал: «Нет надобности преувеличивать роль, сыгранную в создании большевизма и подлинного участия в русской революции интернациональных евреев-атеистов. Более того, главное вдохновение и движущая сила исходят от еврейских вождей. В советских учреж­дениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть в проведении системы террора, учреж­денного ЧК, была осуществлена евреями и в некоторых случаях еврейками. Такая же дьявольская известность была достигнута евреями в период террора, когда Венг­рией правил еврей Бэла Кун».

В Германии еще во время Первой мировой возник «Союз Спартака» (лидеры — Р. Люксембург, К. Либкнехт, Ф. Меринг, К. Цеткин, В. Пик). Кроме Вильгельма Пика — все евреи.

Причем если Карл Либкнехт — внук выкреста, сын адвоката (сын юриста, вероятно), а К. Цеткин — потомок совершенно ассимилировавшихся евреев, то Роза Люксем­бург родилась в Польше, и ее родным языком был идиш.

Во время войны «спартаковцы... организовывали мас­совые антивоенные выступления, руководили стачками, разоблачали... предательский характер оппортунисти­ческих лидеров социал-демократии»9. Они требовали экспроприировать собственность... правда, не у всех, а только у «империалистических» монополий и реакци­онных помещиков (не очень объясняя, как определить степень империалистичности и реакционности), хотели немедленного свержения правительства и установления власти Советов.

31 декабря 1918 — 1 января 1919 года спартакиды создали Коммунистическую партию Германии и получили на ее строительство немалые денежки от большевиков.

Уже называясь коммунистами, спартакиды после Ноябрьского восстания подняли новое вооруженное восстание 9 января. Шесть дней шли уличные бои между коммунистами и Национальной гвардией. С удо­вольствием сообщаю, что рабочие охотно вступали в Национальную гвардию и воевали со спартакидами. Так что вопли коммунистов о «выражении интересов пролетариата» к рабочим отношения не имеют. Если они и выражали чьи-то интересы, то исключительно шпаны и люмпенов.

Во всех слоях общества росла ненависть к отечест­венным немецким большевикам-спартакидам.

К середине января 1919 года спартакиды окончательно проиграли Гражданскую войну. Коммунисты рассказы­вали об этом событии в такой тональности: «Социал-де­мократический шпионский центр, финансируемый, как и другие шпионские центры (Антибольшевистская лига и т.п.), монополиями, назначил 100 000 марок за головы К. Либкнехта и Р. Люксембург... 15 января 1919 года К. Либкнехт и Р. Люксембург были арестованы офицер­ской бандой и зверски убиты»10.

В том же томе БСЭ коммунисты писали, что Р. Люк­сембург «погибла как пролетарская революционерка на своем посту»11.

Так арестовали ее или прикончили прямо «на посту»?!

Если об аресте — поймали «вождей пролетариата» члены офицерской организации вместе с вооруженными рабочими из Национальной гвардии. Полное классовое единство. Пойманные были доставлены в отель «Эден» — штаб офицерской организации капитана Пабста. Все «зверства» сводятся от силы к паре оплеух... Ну, может, оплеух было и три, теперь уже трудно посчитать. Допросив «вождей», их вывезли в парк Тиргартен и расстреляли. Труп К. Либнекхта отправлен в морг, тело Р. Люксембург бро­шено в Ландвехр-канал. Всплыла она уже весной, в мае.

По рассказам очевидцев, вели себя «вожди» вполне героически: кричали не «Ленин капут», а что-то про ми­ровую революцию.

В составе Баварской республики (4 апреля — 5 мая 1919) главенствовали несколько евреев: выходец из Польши Аксельрод, идеолог-анархист Ландауэр, потомок выкрестов Эрнст Толлер.

Глава БСР Эйген Левине — русский еврей, родившийся в Петербурге, — был расстрелян по приговору военно-полевого суда.

Другой главарь, Макс Левин, после поражения Ба­варской советской республики жил в Москве, занимался историей. Как будто даже имел ученые степени.

Как нетрудно догадаться, ни в Баварии, ни в Германии евреев тоже никто не угнетал и никак не дискриминировал.

Тем более никаких ужасов неравноправия не было во Франции и в Британии, а состав коммунистических и всех леворадикальных партий этих стран наводит на размышления. Ох, не в царизме тут дело...

Что же до революции... Революции и гражданские вой­ны в Европе начинаются с 1917-го и тянутся фактически до самой Второй мировой войны. Активная фаза этого ужаса продолжалась по крайней мере до конца 1920-х годов.

Это — Гражданская война Европы12. Гражданская война в странах бывшей Российской империи — только фрагмент происходящего.

Так вот — евреи приняли активнейшее участие в со­бытиях во всех странах Европы. Причем ашкеназские евреи были намного активнее своих европейских еди­новерцев.

Многие недавние эмигранты ехали в Советскую Россию с откровенным желанием принять участие в «построении нового общества» и «борьбе за счастливую жизнь». Известен случай приезда нескольких тысяч евреев из США. Возможно, кто-то из них вернулся из эмиграции на Родину.

Но из Германии, тем более из Литвы, Польши, Лат­вии, Венгрии — из пределов Страны Ашкенази — ехали с четким стремлением реализовывать, воплощать в жизнь столь необходимую для евреев социальную утопию, ко­ренящуюся в идеалах иудаизма.

Уже в 1926 году перебрался из Литвы в нашу много­страдальную страну отец шумного публициста Померан­ца — пылкого ленинца в 1960-е годы, патологического ненавистника русского крестьянства до сих пор — Со­ломон Померанц. Уж наверное, он был не один. В своей автобиографической книге Григорий Соломонович пове­ствует о борьбе своей семьи за «светлые идеалы» и при­водит собственную фотографию в полувоенном костюме спартакида-ротфронтовца. Мама сшила13.

И такие ехали в нашу многострадальную Россию...

Что, собственно, означают слова: «Большеви­ки взяли власть»? Ровно одно — что в конце 1917 года большевики захватили власть в Петербурге и в Москве. И только. А Российская империя лежала фактически безвластная, можно сказать, без правительства; скажем, уже в 1919 году в город Плес, в знаменитые левитановские места, приплыл по Волге некий революционный пароход, и героические строители советской власти (из балтийс­ких матросов) стали спрашивать: а где, мол, здесь у вас Совет? Где пайки дают, где стать на учет?

— Какой такой Совет?! — отвечают матросам обы­ватели. — Окститесь, нет у нас никакого Совета, а есть городская Дума... Вон в том доме, на горе заседает.

Балтийские матросы, конечно же, героически пе­рестреляли и перекололи штыками членов городской Думы, уничтожили городской архив и все дела, которые вела Дума. Они совершили еще много таких же славных революционных подвигов, которые благодарные потомки всегда должны считать для себя примером и стараться поступать так же достойно.

Но сам по себе случай показывает — какой невероят­ный бардак царил в России и как условно само понятие: «большевики взяли власть».

Тогда же, в конце 1917 — начале 1918 года на нацио­нальных окраинах и в области Войска Донского стали возникать местные органы самоуправления, хоть как-то брать в руки хоть какую-то власть. На юге и в Сибири начали формироваться будущие Белые армии, а множе­ство российских дворян и интеллигентов засобирались за рубеж.

Большевики столкнулись с проблемой, о которой вряд ли думали раньше: с ними попросту никто не хотел сотрудничать. Что стоит хунта, захватившая власть, если у нее нет ни управленческого аппарата, ни полиции, ни армии? Чиновники не хотели выполнять своих прямых обязанностей, чтобы не работать на узурпаторов. Никакие декреты, грозившие смертной казнью за саботаж, никакие Чрезвычайные Комиссии не могли тут ничего изменить. В конце концов, чиновник может сидеть в своем кресле весь положенный рабочий день, усердно скрипеть пером и звонить по телефону... Но при этом он будет работать так, что лучше бы он этого не делал.

Большевики, хотят они этого или нет, вынуждены формировать новый аппарат управления. Чиновников им надо много, гораздо больше, чем было в старой Россий­ской империи: уже потому, что их государство берется управлять такими областями жизни, в которые царская Россия и не думала лезть (хотя бы тщательный контроль за производством и потреблением). Механизм рыночной экономики крутится сам; если надо распределять все на свете, приходится заводить целые управления этих рас­пределяющих. А образованный слой к большевикам на службу не шел! Образованные русские были совершенно едины с образованными евреями в упорном нежелании работать на творящееся безумие. Да и «эксперименты», приводящие в такой восторг престарелого господина Померанца, вызывали у них не так много положительных эмоций.

И «...когда после Октября русская интеллигенция в массе отказалась сотрудничать с большевиками... ре­шительные и цепкие ленинцы обратились за помощью к евреям, энергичным, смекалистым, способным и дотоле униженным, подавленным, затоптанным «чертой оседло­сти» и иными «еврейскими законами».

Миллионам жителей гнилых местечек, старьевщи­кам, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда, власть предложила переехать в Москву, Петроград, Киев, взять в свои нервные, быст­рые руки все, выпавшее из холеных рук потомственной интеллигенции — все, от финансов великой державы до атомной физики, от шахмат до тайной полиции. Они не удержались от Исакова соблазна, тем более, что в придачу к чечевичной похлебке им предложили строить «землю обетованную», «новое Царство Божие на Земле», сиречь Коммунизм, которое являлось вековой мечтой народа. Кто имеет право осудить их за это историческое заблуждение и историческую расплату с Россией за черту оседлости и погромы — кто, кроме нас, их горько раскаивающихся потомков?»14.

Ну, допустим, и судить, и осудить имеют право многие: например, потомки тех, кого эти обладатели «нервных, быстрых рук» пытали и убивали для достижения своих целей, — а таких людей в современной России десятки миллионов человек.

Но в главном автор прав — большинство евреев 1918 года пошли на службу к большевикам. Кто — для карьеры, кто — истово веря в их цели, кто — увидев в большевиках «свою», еврейскую власть. Но пошли. И раскаиваются в преступлениях предков далеко не все потомки.

Большинство-то ведь и по сей день объясняет свои несчастья, никак не анализируя собственные грехи, свали­вая все на то, что Россия — «страна с сильной традицией враждебности к евреям»15.

А тогда, в 1920 году, руководитель Евсекции интерна­ционала С. Диманштейн рассказывает, что он обратился к Ленину с просьбой запретить листовку Горького, со­держащую такие похвалы евреям, которые могут создать впечатление, что «революция держится на евреях и в особенности на их середняцком элементе». На что по­лучил разъяснение, что для «дела революции» и правда оказалось очень важным, что во время войны много ев­реев было эвакуировано в глубь России и «значительное количество еврейской средней интеллигенции оказались в русских городах. Они сорвали тот генеральный саботаж, с которым мы встретились после Октябрьской революции и который был нам крайне опасен. Еврейские элементы, хотя далеко не все, саботировали этот саботаж и этим выручили революцию в нужный момент»16.

Так что все верно, только не все дело в том, что возник у большевиков дефицит кадров... Есть еще по крайней мере два существеннейших обстоятельства, и первое из них — это уничтожение основ еврейской экономики за время Гражданской войны. Действительно, пока армии и банды носились по несчастной стране, частная торговля практически сошла на нет, а городская жизнь оказалась совершенно дезорганизована.

«Наибольшая часть русского народа частью осталась на земле, на своих корнях, частью туда вернулась. Евреи на земле не сидели и туда вернуться не могли. Они жили в городах, и в городах была уничтожена главная хозяйс­твенная опора их существования»17.

Чем дальше раскручивался маховик Гражданской вой­ны, чем хуже и страшнее становилось, — тем хуже делалось именно им. Вот исторический парадокс! Колоссальные бедствия навлекли на сородичей как раз те евреи, которые стремились свергнуть царизм — в числе прочего и чтобы принести несказанные блага своему горячо любимому народу. «Все еврейство в целом... настолько себя с ней [с революцией] отождествляет, что еврея — противника революции всегда готово объявить врагом народа»18.

Но получается — как раз эти «друзья народа» и причи­нили ему больше всего вреда! Евреи часто оказываются неспособны учитывать мнения «другого», даже вообще интересоваться тем, что «другой» думает о них. А тут получается, евреи неспособны понять и самих себя!

Огромное множество тех, кого цивилизованный еврей И.М. Бикерман метко называл «полуграмотной чернью», оказываются совершенно лишенными рефлексии. Они не видят связи между собственными желаниями и порож­денными этими желаниями действиями массы евреев — и последствиями этих действий. Не способны увидеть, что хлеба насущного лишают еврейство как раз порожденные им самим идеологии и наполненные его представителями революционные партии.

Но это разрушение еврейской экономики — только одна из причин, толкнувшая евреев в объятия большеви­ков. Евреям, грубо говоря, стало попросту нечего есть...

А ведь «в них [революционных партиях] огромное место занимали евреи; тем самым евреи приблизились к власти и заняли различные государственные «высоты» — пропорционально не их значению в России, а их участию в социалистических организациях. Но далее, заняв эти места, естественно, что — как и всякий общественный слой — они уже бытовым образом потащили за собой своих родных, знакомых, друзей детства, подруг молодо­сти... совершенно естественный процесс предоставления должностей людям, которых знаешь, которым доверяешь, которым покровительствуешь, наконец, которые надоедают, и, пользуясь знакомством, родством и связями, необычайно умножил число евреев в советском аппарате»19.

Как мы видим, Г.А. Ландау видит здесь действие другого механизма, куда менее интересного, чем почти романтическое «призвание евреев» по Хейфецу. Причем видит он и еще кое-что, от внимания Хейфеца почему-то ускользнувшее:

«...большевистский строй, опрокинувший социаль­ную пирамиду, давший господство социально — низам, морально — отбросам, культурно — невежественным, неизбежно и в еврействе вытянул на поверхность соот­ветствующие элементы, открыв свободный путь наглости, проворству, всякому отщепенству, всему непомнящему родства»19.

То есть, говоря попросту — путь был открыт в основном люмпен-евреям, и они же в основном воспользовались предоставленными возможностями.

Как?!— закричат мои «оппоненты», — этот ужас­ный Буровский забыл о такой важной вещи — о погромах времен Гражданской войны! Сразу видно, что антисемит!!!

Итак, о погромах... Классическая байка — что погромы организовывали «белое стадо горилл», а красные — друзья евреев и законности, они вырывали евреев из рук смерти. Так повествует и Н. Островский в «Как закалялась сталь», а современный Мелихов в «Исповеди еврея» взволнованно рассказывает, как злые «беляки» рубили евреев на части и сжигали их живьем, а вот красные наводили порядок и изучали чужие бесчинства. Такова официальная со­ветская точка зрения, и она предельно далека от истины.

Для полной ясности сообщаю: еврейские погромы устраивали ВСЕ силы, участвовавшие в Гражданской войне 1917-1922 годов. Абсолютно ВСЕ. После революции коммунисты пытались обвинить в этом сраме только одну сторону и приложили для этого немало сил.

Выше я привел книги, изданные и переиздававшие­ся сравнительно недавно и легко доступные читателю. А в 1920-е годы существовала буквально целая библиотека произведений на эту тему; книги эти практически никогда не переиздавались, потому что написаны они совершенно бездарно, в основном с целью пропаганды, и уже много лет никому и ни за чем не нужны. Пропаганда началась еще в годы Гражданской войны и продолжалась потом. Любые политические события становились причиной вернуться к рассказу о евреях — жертвах погромов.

В 1926 году один политический эмигрант, еврей Шварцбард, убивает в Париже другого политического эмигранта, Симона Петлюру. Причиной убийства становится месть за родственников, истребленных при погромах. Тут же вслед издается соответствующая книга20.

Ответственность за погромы возлагается, ясное дело, только на один политический лагерь — на белых21, а ча­сто и на конкретные яркие фигуры22. При этом в числе белых оказывается и анархист Махно, и украинский национал-социалист Петлюра, и финский националист Маннергейм.

Издаются даже альбомы с фотографиями жертв по­громов — часто по-настоящему страшные23.

В действительности как раз Белые армии из всех уча­стников Гражданской войны 1917-1922 годов наиболее последовательно защищали законность. Добровольцы — люди из числа русских европейцев (среди них были и ев­реи) — единственные, кто вообще ни разу не устроили погромов. Учиняли их бравые союзники белых — то казаки, то махновцы, то еще какие-нибудь местные националисты. В чем белые не всегда были последовательны — не все командиры пресекали действия союзников достаточно быстро. Скажем, Дроздовский обычно не торопился наводить порядок, а были полевые командиры, готовые бросить добровольцев против казаков — чтобы немедлен­но остановить бессудную расправу. Свидетельств очень много, так много, что я не вижу возможности выделить какие-то отдельные работы. Информацию обо всем, что я отмечаю поневоле очень кратко, можно найти практиче­ски во всех воспоминаниях, во всех изданных документах Белых армий.

Есть множество свидетельств погромов, организован­ных и самими красными, а уж тем более самыми разными «батьками» всех различных направлений. Ну вот хотя бы такой факт: 9-я дивизия Красной армии разграбила и частично сожгла город Бахмут (ныне — Артемовск) под лозунгами «Бей жидов и коммунистов!».

О погромах 1918-1921 годов можно уверенно ска­зать: они стали по-настоящему страшными. Теперь русские и украинцы не грабят евреев, не уничтожают их имущество, а стремятся убить их как можно боль­ше. По разным данным, убито было от 50 до 120 тысяч человек. Цифры расходятся, но не очень сильно, это вызывает доверие.

Евреев не просто убивают; совершаются чудовищные жестокости, кажущиеся порой совершенно неправдо­подобными: людей сжигают живьем, забивают насмерть дубинками, рубят на части топорами, вливают в них вед­рами воду. Остервенелые погромщики убивают младенцев на руках у матерей, целые семьи на глазах кормильцев, топят в сортирах стариков. Порой кажется, что они действительно обезумели, утратили все человеческое, превратились в шайку диких зверей. Что по России ка­тится вал буйнопомешанных, и что единственный способ остановить эту публику — применять напалм и пулеметы.

Наверное, я бы и пришел к такому выводу, если бы... Если бы эта информация не дополнялась кое-какой другой. Гражданская война унесла, по разным данным, от 9 до 13,5 миллиона жизней. То есть погибло примерно 6-9% всего населения, в основном русского — то есть, говоря современным языком, русского, украинского и белорус­ского. После Гражданской войны 1917-1922 годов и по­явилось понятие «беспризорник», а было беспризорников несколько миллионов человек.

Евреев в Российской империи порядка 6 миллионов. Уничтожение даже 120 тысяч (а крайние цифры, как пра­вило, не реальны) дает 2% потерь всего народа. Заметно меньше, чем в целом по России.

Столь нелюбезный Д. Маркишу А.И. Солженицын весьма справедливо указывает — и в 1905 году были ведь вовсе не только еврейские погромы, были еще и помещи­чьи. Назвать их «дворянскими» не совсем точно, потому что к тому времени покупали землю самые различные люди, включая и выходцев из рабочих и крестьян. Причем помещиков точно так же грабили и убивали, проявляя чудовищную жестокость. Точно так же рубили топорами на части, сжигали живьем, топили в уборных, истязали с изобретательностью профессиональных палачей. Опи­сано это во многих книгах, малую толику которых я могу предложить вниманию читателя:

Бунин И.А. Под серпом и молотом. Лондон: Заря, 1982.

Зуров Л. Древний путь. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1985.

Ильин И.А. О большевизме и коммунизме // Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. М.: Русская книга, 1998. Т. 7.

Ильин И.А. Мученичество. Церковь в советском го­сударстве // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М.: Русская книга, 1998. Т. 7.

Кончаловский Д.П. Пути России. Размышления о рус­ском народе, большевизме и современной цивилизации. Париж: YMCA-Press, 1969.

Регельсон Л. Трагедия русской церкви. 1917-1945. Париж: YMCA-Press, 1977.

Pap Г. Плененная церковь. Очерк развития взаимоот­ношений между церковью и властью в СССР. Франкфурт: Посев, 1954.

Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. М.: Центр прикладных исследований, 1990.

Романов Е.Р. В борьбе за Россию. М.: Голос, 1999.

Скрябина Е. Это было в России. Los Angeles: Almanac, 1980.

Но предупреждаю — эти книги даже сейчас, по про­шествии почти столетия, страшно читать.

Еще много позже «знающие люди» искали в деревнях награбленное у помещиков — произведения искусства, скрипки работы Страдивари, одежду, мебель — и скупа­ли у погромщиков за совершенно сказочный бесценок. С некоторыми из этих людей можно было пообщаться еще в 1970-е годы, причем они довольно охотно рас­сказывали, что и по какой цене «приобрели». Один (по фамилии Ландау) показывал мне чудесные картины. Их он выменял на наган и патроны к нему в 1933 году. Другой (по фамилии Рабинович) в 1935 году выменял на хлеб и мешок картошки прекрасные бронзовые безде­лушки и серебряную посуду XVIII века. Причем продавцы не особенно скрывали, откуда у них это все. Мародер пользовался тем, что он — главный врач санатория или научный работник в большом городе, у него есть оружие, паек, возможность получать продовольствие. Он поль­зовался этим, чтобы купить что-то от другого мародера, более раннего. Есть ли между этими мародерами такая уж большая разница?

В 1917-1919 годах грабили и кулаков — то есть вы­шедших на отруба, порвавших с общиной крестьян. Жестокость, беспощадность — те же самые.

В Петербурге, потом и в других городах, истребляли дворян, а очень часто вместе с ними — интеллигенцию и чиновников. Степень жестокости — та же самая. В ноябре 1917 года на Перинной линии, в самом сердце Санкт-Петербурга, балтийские матросы насадили на шты­ки двух девочек — примерно трех и пяти лет. Насадили и довольно долго носили еще живых, страшно кричащих детей. А их маму, жену офицера («золотопогонника» — так они это называли), долго кололи штыками, резали ножами и в конце концов оставили на снегу, перерезав сухожилия на руках и ногах — чтобы не могла уползти, чтобы наверняка замерзла. Она и умерла — от потери крови, от холода, от ужаса и отчаяния. Часто приходится слышать рассуждения о необходимости «национального примирения», и что «должны же были дворяне понимать правду народа». Перейдем же от общего к частному: пусть мне объяснят, какую такую «народную правду» должен был постигнуть муж этой женщины, папа убитых девочек, и каким конкретно способом он должен был бы примиряться с этими матросами.

Или вот, пожалуйста: «А в ранний утренний час, в пус­тынном парке на Крестовском острове, возле дворца, я видел, как матросы охотились на человека. Как на дичь... Человек в разорванной морской тужурке, с непокрытой головой и залитым кровью лицом, задыхаясь, бежал рыв­ками, из последних сил»24.

Чем эта сцена отличается от классической: «...человека в разорванном пальто с лицом синим и красным в потеках крови волокли по снегу два хлопца, а пан куренной бежал с ними рядом и бил его шомполом по голове»?25

В ходе Гражданской войны шел погром священников. Шутовское «венчание» «попа» с кобылой — вовсе не выдум­ка «врагов народной власти». Истребление священников и их семей шло даже в большем масштабе, чем истребление дворян — среди дворянства было много советских или разного рода «попутчиков», ценных специалистов. Все они имели шансы уцелеть. А «попы» практически поголовно были «реакционерами» или нейтральными, аполитичными людьми; резали их последовательно, крайне жестоко, и до 1922 года истребили порядка полумиллиона священников и монахов — то есть 80%, а может быть, и 90% всего со­словия. Сегодня намного легче найти потомка дворянина, чем потомка священника.

Потомки убийц бешено сопротивляются, когда эти действия называют «погромом» и «геноцидом». Мол, это все — народное сопротивление, проявление народного возмущения теми, кто «эксплуатировал» народ. С тем же успехом я могу отнести эти слова и к еврейскому погрому.

Геноцид, заявляют мне,— это истребление по генети­ческому принципу. Человек не выбирает, к какому народу принадлежать, и его убийство — это бить лежачего, бить того, кто не имеет возможностей выбора.

Но ведь и в каком сословии или классе общества родиться, человек тоже не выбирает. Поменять класс и сословие можно — но лишь в той же мере, что и народ. Можно сделаться крестьянином, можно накопить денег на землю и стать помещиком; можно служить в армии, как старший Трумпельдор, и сделаться офицером, по­лучить потомственное дворянство. Можно постричься в монахи.

Но точно так же можно принять гиюр, можно выкрес­титься, выучить язык, сменить гражданство. Почему помещики не приняли гиюр?! Почему евреи поголовно не выкрестились и не стали все помещиками?!

И потому я не вижу никакой разницы в том, кого имен­но обрекают на разорение и смерть и по какому именно принципу. Геноцид — он и есть геноцид.

Стоит проанализировать — что делалось в Российской империи во время Гражданской войны, и мы обнаружим множество актов геноцида. А еврейские погромы станут одним из эпизодов этих событий, и даже нельзя сказать, что евреи пострадали больше других. Пострадали они даже меньше помещиков и уж, конечно, куда меньше священников.

Существует, конечно, и такая логика: «Мне крепко запомнилась фраза, сорвавшаяся у одного беженца, не­мецкого еврея. На мое указание о потрясающей разнице в количестве жертв разных народов в последние пол­столетия, он ответил: «Да, количество... Но качество!..»26

Если еврейская девочка имеет другое «качество», чем русская дочка дворянина; если убийство петлюровцами еврея — преступление, а убийство матросами офицера суть не более чем милая забава,— тогда, конечно, все написанное здесь не имеет ни малейшего смысла. Оста­ется малость — доказать, что у кого-то и правда другое «качество», причем доказать фактами и логикой, а не выплескиванием на собеседника своих диких племенных поверий.

Писалось, и уже задолго до меня, про легендарный пломбированный вагон, провезенный германской развед­кой из Швейцарии в Российскую империю.

Собственно говоря, тут был даже не один вагон. А це­лых два поезда. К тому же ехали большевики из Швейцарии в Россию с несколькими пересадками, и пломбированный вагон — только одно из использованных ими транспорт­ных средств.

В пломбированном вагоне ехали только до погранич­ного пункта Засниц. Дальше — пароходом «Королева Виктория» — в шведский порт Треллеборг. На местном, шведском поезде — в город Мальме, оттуда в Стокгольм. Опять по морю — в Финляндию. И все, и путешествие окончено. Финляндия в то время входила в состав Рос­сийской империи. Она вовсе не оккупирована немцами, на ее территории не ведутся военные действия. Нет ни­каких проблем с билетами от Турку до Хельсинки, и от Хельсинки до Петрограда.

Но кто же были «...небольшая группа плохо одетых людей с чемоданами. Их тридцать два человека, в том числе женщины и дети»?27

Сколько русских и сколько евреев ехало в этом ва­гоне? Даже если не знаете, угадать будет не трудно. Ну, допустим, русских было там 9 человек. А если бы их было 2 человека? Или 11? Что, очень многое бы изменилось? Тем более, во втором поезде было 130 человек, из них 119 — евреи.

Эти люди и захватили власть в Российской империи. Они и стали ставить над ней и над живущими в ней на­родами свои диковинные эксперименты. «Пусть 90% русского народа погибнет, лишь бы 10% дожило до мировой революции», — говорил Ленин. «На Россию мне плевать... Слышите вы, плевать! Потому что я большевик!» — кричал Бухарин28. 18 сентября 1918 года Г. Зиновьев на Петроград­ской партконференции сказал: «Мы должны повести за собой девяносто из ста миллионов человек, составляющих население Советской Республики. Остальным нам нечего сказать. Их нужно ликвидировать».

Цифры, как видите, разные, суть приблизительно одна.

Чтобы стать единственной в империи головой и коман­довать русским телом — «народом», чтобы ставить свои эксперименты, большевикам было нужно уничтожить правящую династию. Решение об убийстве императора и всей его семьи принимали Ленин и Свердлов, а главными исполнителями стали Яков Юровский, Шая Голощекин, Александр Белобородов. 2 февраля 1934 года Юровский выступил на совещании старых большевиков в Свердлов­ске. «Так как этот акт был актом политической важности, все это дело было поручено пользующимся особым до­верием ЦК тов. Голощекину»29.

Национальность убийц называть нужно?

В комнате, где убивали царя и его семью, найдена над­пись на идиш: «Месть!». Кто из этой троицы написал слав­ное слово, не знаю. Или это кто-то менее «доверенный», но тоже причастный к преступлению? Для современной России характерно, что об этой находочке стараются не писать, и о ней известно из книг Н.А. Соколова30, первого следователя по делу об убийстве императора и его семьи, и П. Жильяра31.

Наверное, бывшие советские а ныне российско-феде­ративные люди не хотят будить национальных проблем... Но кто убил царя — уже известно, а за рубежом — всегда было известно. В зарубежной литературе, на английском языке, иногда тоже вот обижают евреев. В книге корреспондента «Таймc» Роберта Вилтона, который присутство­вал при работе Соколова, есть слова: «кровавые деяния гнусных еврейских убийц». Ах он, гадкий антисемит! Не желает знать, этот Вилтон, что евреи не бывают убий­цами! Это их убивают погромщики, а они только вершат великие исторические дела.

По свидетельству Гелия Рябова, такие слова очень обижают сына «того самого» Юровского, Александра Яковлевича. Так же обижают его предположения, что часть драгоценностей царской семьи он присвоил, а не отдал по назначению (например, золотые украшения с бриллиантами, которые прятали в лифчиках великие княжны и которые так и сняли с них, расплющенные пулями убийц). И вообще «трудно быть... Юровским»32.

Наверное, он прав — трудно быть сыном изобличенного подонка и палача. Так же трудно приходилось и детям Отто Скорцени, Гесса, даже честного фронтовика фон Браухича. Но это можно и нужно пережить; да в конце концов — их проблемы. Отцу Александра Яковлевича было плевать, тяжело ли приходится нам, а ведь пережить все, что сделала его шайка с Россией, куда труднее.

Чтобы стать единственной головой России, нужно было истребить целые общественные слои — отстранить от власти одно из двух сословий русских европейцев — дворянство. Уже зимой и весной 1918 года на Петроград обрушивается удар Петроградской ЧК, во главе которой стоит Моисей Соломонович Урицкий, сын богатого купца, окончивший юридический факультет Киевского универ­ситета. Не хочется раздувать объем книги, перечисляя его сотрудников... На одного русского, поверьте на слово, там приходится два латыша и пять евреев.

Такое же соотношение — и в Киевском ЧК! В.В. Шуль­гин приводит «личный состав командных должностей в киевской черезвычайке». Из 20 человек — трое русских, остальные евреи. Там же — список расстрелянных Киевcким ЧК из 132 имен33. Список неточен: под одним номером идут «Соколов, братья Сабанеевы и др». Список неполон, за три месяца красные убили в Киеве около четырех тысяч человек. Но даже из этого списка можно сделать кое-какие выводы: еврейских фамилий там всего четыре. Это при том, что жило в Киеве до 200 тысяч евреев из 500 тысяч жителей.

То есть, конечно же, и евреев большевики порою оби­жали — как же обойтись без перегибов в такое безумное время? В киевской «чрезвычайке» были убиты (кроме нескольких тысяч русских людей) финансисты Пенес и Рубинштейн, директор городского банка Цитович, присяжный поверенный Лурье34.

Это, по их терминологии, «буржуи». А вот даже в списке В.В. Шульгина есть «Павлович Иосиф Яковлевич, директор 8-й гимназии», и соседними номерами в списке Сабанеев Лазарь и Сабанеев Даниил, «ученики». Полагается ука­зывать, что жертвы ЧК были невинны... Жаль, если так. Как ни мало зла могут причинить мальчики, а хоть бы что-то сделали сволочам, убивающим детей. Военный врач Турбин и то пристрелил, убегая, петлюровца. Дай-то бог, мальчики хоть что-то, да успели, были убиты не просто «как гимназисты». Я верю, что их душеньки в раю, а что были мальчики евреи — так я ведь не иудаист, у ко­торого только своя болячка болит. Который рассуждает про «качество» жертв. Не становится же на одну доску с дикарями, висящими на пальме с помощью хвоста?

Кстати, о гимназистах. В Ярославле чекисты (на 90% евреи) убивали мальчиков в гимназических фуражках: «чтобы не вырос еще один русский интеллигент»35. Дети перестали носить фуражки, и тогда чекисты стали опре­делять подлежащих смерти по характерному рубчику под волосами: натирает фуражка, и натирает в определенном вполне месте! Поймает коммунист русского ребенка, на­чинает щупать, и если нащупает — выстрел!

Как ни поносили зверей-погромщиков, а что-то я не слыхал, чтобы евреев убивали... ну, допустим, по при­нципу: есть на заду следы хедеровской розги — надо стрелять. Или что-нибудь в этом духе. Смеетесь? Но ведь детей-то убивали.

В крестьянском восстании в Меленковском уезде (Черноморье) были «замешаны» восемь реалистов, то есть учеников реального училища — подростки от 12 до 16 лет. Они были взяты в заложники и расстреляны. Крестьяне могли не очень разбираться в том, что такое реальное училище, но убийство детей — этого крестьянин, по своей скотской сущности, не понимает. Крестьяне растерзали двух комиссаров-убийц. Ответ — убийство еще 260 заложников36.

Одесская ЧК — то же соотношение русских и евреев как среди палачей, так и среди жертв. Для интересую­щихся подробностями рекомендую книжку В. Катаева «Уже написан Вертер»37.

Крым дольше всего оставался свободной русской землей — по крайней мере, в европейской части России. В Крыму, «заявляясь в хаты мужиков, комиссары первым делом требовали: «Убрать эту грязь вон!» и тыкали пальца­ми в сторону икон. Большинство комиссаров и чекистов были евреи»38.

Справедливости ради: в Севастополе, помимо ос­тальных, убиты еврей-купец Окунев и его сын39 (двое на тысячи русских).

Но все же вошел Крым в историю Великого Русского Погрома не смертью Окунева и сына, а гибелью нескольких десятков тысяч русских «монархистов, патриотов и офи­церов». Именно на этом основании зимой 1920/21 годов были истреблены все, кто не эвакуировался вместе с вой­сками Врангеля. Организаторами массовых убийств были председатель Крымской ВЧК венгерский еврей Бела Кун и секретарь Крымского обкома РСДПБ Розалия Семеновна Залкинд, еврейка из Киева, вошедшая в историю под одной из своих партийных кличек — Землячка. Любопытно, что в числе этих кличек была и такая, как Демон.

Сначала объявили регистрацию офицеров, и те в массе своей явились — ведь остались в Крыму те, кто не хотел уезжать с Родины и кто поверил обещаниям большевиков (ах, эта смешная и нелепая приверженность к своей зем­ле! Она так типична для русских свиней!). Все эти люди были уничтожены. Уцелели только те, кто почувствовали что-то и убежали в горы, к партизанам.

Потом погнали на расстрел членов семей офицеров, а также вообще всех, кто имел хоть какое-то образо­вание и хоть где-нибудь служил. Для этого на улицах арестовывали всех, кто прилично одет, кто говорит, как образованный человек. Потом устраивали облавы, на­селение целых кварталов сгоняли в концлагеря и потом «сортировали», истребляя всех «классово неполноценных». И тоже, разумеется, целыми семьями. Людей истребляли по спискам «за дворянское происхождение», за «работу в белом кооперативе», «за польское происхождение». Как видите, мотивы убийств — происхождение. Чистой воды геноцид, как его ни отмывай и ни оправдывай.

Офицеров вешали в форме, штатских — в белье, жен­щин — голыми. Часто повешенным забивали в задний проход разбитые бутылки. Ни для чего — просто ев... просто «строители светлого будущего» так шутили.

«Окраины города Симферополя были полны зловония от разлагающихся трупов расстрелянных, которые даже не закапывали в землю. Ямы за воронцовским садом и оранжереи в имении Крымтаева были полны трупами расстрелянных, слегка присыпанных землей, а курсанты кавалерийской школы (будущие красные командиры) ездили за полторы версты от своих казарм выбивать зо­лотые зубы изо рта казненных, причем эта охота давала всегда большую добычу»40.

Одна из самых страшных в мировой литературе книг — «Солнце мертвых» — написана про Крым того времени Николаем Шмелевым.

Я рекомендую эту книгу читателю, но предупреждаю — это еще страшнее, чем истории про киевскую ЧК. Кстати, один из десяти тысяч убитых «патриотов, монархистов и офицеров» — сын Н. Шмелева. Это он валялся, еле присыпанный землей. Это за золотыми зубами из его рта охотились красные курсанты.

Крым вошел в историю как изнасилованная земля. Как земля страшного преступления советских. А что из памяти двух поколений пытались всячески вытравить эту память... Так об этом — стихи В. Иванова:

И не только Леонид под Фермопилами. Все белые, все русское воинство, включая полковника Кауфмана и штабс-капитана Фридмана. Все они умерли за этих «голубых комсомолочек» и их женихов.

Роль еврейских комиссаров описана множество раз. Настолько навязчиво, что может показаться каким-то «белогвардейским преувеличением». Но вот такая исто­рия... Слышал я ее от сотруднка и помощника моего деда Александра Владимировича Плетнева. В 1960-е годы он и его жена Екатерина Михайловна Плетнева (Римская-Корсакова по отцу) доживали свой век в Киеве, на Бастионной улице. Однажды дядя Саша выпил коньяку больше обыч­ного, а тетя Катя беседовала о чем-то с моей бабушкой, и не остановили его вовремя. И дядя Саша рассказал мне, 12-летнему, как втроем с такими же, как он, студентами, людьми булгаковского Киева, ушел в 1919 году навстречу Белой армии А.П. Деникина.

— К вечеру прихватили они нас... Степь еще мокрая, по бездорожью не уйдешь, а потом еще в лошадь попали. Пришлось пристрелить — очень она кричала, мучалась. Закат уже... малиновый такой, красивый. Телега перевер­нулась, мы за ней встали, хорошо, что у всех карабины. Три раза они к нам подходили... Знаешь, тогда я первый раз в людей стрелял; очень это было нехорошо... страшно было и гадко. Они накатятся — мы начнем стрелять, они назад...

— А они стреляли, дядя Саша?

— У них обрезы были, из них толком не прицелишься, да и пьяные были они... А жиды — те из наганов сажа­ли. Стреляли — воздух звенел, а мы даже свиста пули не услышали (тут я, сегодняшний, невольно вспоминаю «снайперскую» пальбу евреев во время гражданских бес­порядков, красочно названных «погромами». — А.Б.). Жиды мужиков натравливают — те вперед. Мы стрелять — они сразу откатятся...

— Так и надо было... в жидов!

— Без тебя, Андрей, сообразили. Как зацепили одно­го — сразу все отступать! Темнеет уже, ветер поднялся, они уходят и своего утаскивают, нам издали наганами грозят. А мы подождали и ушли.

Дядя Саша замолкает. За окном грохочет вечерний город, тянет прелой листвой и дождем. Молчание, только в стороне шепчутся бабушка и тетя Катя.

— Вы потом долго шли?

— Всю ночь... Наутро вышли к нашим. Через два дня в эту деревню наведались...

— И что?!

Но дядя Саша только хмыкает, напускает на себя таин­ственный вид и отправляет в рот последний кусок пирога.

К сведению внимательного читателя: таких семейных историй у меня в запасе не две, а несколько десятков. А рассказал я их с одной простенькой целью: чтобы уверить читателя — в любой интеллигентной семье, не до конца утратившей историческую память, обязательно хранятся истории подобного рода, соединяя историю страны с историей близких тебе людей.

Интересно, а евреи, храня похожие истории и будучи абсолютным большинством в стране... Они бы оставили в живых убийц и потомков убийц? Может, истерический визг про погромы — как раз проявление нечистой сове­сти? Подсознательное ожидание, что с ними поступят по законам их же веры.