Глава 17

Спустя полчаса Эйслинн шла по Шестой улице, с каждым шагом все больше и больше нервничая. Мысли о фейри, которая пришла в дом Сета, прекрасно этому способствовали. А что, если бы меня там не было? Они бы причинили ему вред? Она не хотела оставлять Сета одного, встречаться с Кинаном и вообще иметь дело со всей этой неразберихой, но ей нужны были ответы. А Кинан мог их дать.

Он стоял у самого входа на ярмарку и выглядел совершенно нормальным. Трудно было поверить в то, что он был одним из них и не просто придворным фейри, а королем. Он потянулся к ней, словно собирался обнять.

— Эйслинн, — поприветствовал он.

Она отступила назад, чтобы избежать его прикосновений.

— Я так рад, что ты пришла.

Кинан казался ужасно серьезным. Не зная, что и сказать, Эйслинн пожала плечами.

— Ну что? Идем? — Спросил он и предложил ей руку, точно они были на официальном приеме или вроде того.

— Конечно.

Она не обратила внимания на его жест — и на короткий хмурый взгляд — и прошла за ним в лабиринт повозок и шатров, которые, казалось, подпрыгивали в освещенном огнями вечернем сумраке.

Люди толкались вокруг — толпа была просто невероятной. Со всех сторон влюбленные парочки и целые семьи предавались разным забавам. В руках у многих из них были сладко пахнущие напитки — что-то тягучее, золотистого цвета.

— Ты такая… — начал Кинан, пронзая Эйслинн взглядом. — Для меня большая честь, что ты согласилась присоединиться ко мне сегодня.

Эйслинн кивнула, будто поверила его словам. Однако она знала, что правды в них не было. Это просто смешно! Его комментарии были такими приятными, что ей становилось не по себе от них.

Возле нее несколько девушек пытались забросить маленькие пластиковые шарики в большую стеклянную миску. Над головой огнями сверкало Чертово колесо. Встречаясь в толпе, люди смеялись и обнимались друг с другом.

Кинан взял ее за руку, и внезапно Эйслинн так ясно все увидела, что у нее отвисла челюсть.

«Иллюзии» вокруг побледнели. Рабочие карнавала, продавцы в палатках и повозках, почти все люди, проходившие мимо… Все они фейри. Боже мой! Она еще никогда не видела такого столпотворения фейри.

Куда бы она ни взглянула, замаскированные фейри дружелюбно и счастливо улыбались ей. Почему так много фейри носят человеческие обличия?

Несколько настоящих людей проталкивались через толпу, некоторые из них играли в хитроумные игры, еще несколько передвигались по периметру карнавала на маленьких хрупких машинках, но фейри даже не смотрели в их сторону. Все они наблюдали только за Эйслинн.

Несколько из них окликнули Кинана, и он помахал им рукой.

— Старые друзья. Хочешь с ними познакомиться?

— Нет, — поспешно выпалила она и прикусила губу.

Оглядываясь вокруг, она чувствовала, как грудь сжимают холодные тиски. Кинан нахмурился.

— Ну, не сейчас, — выдавила Эйслинн улыбку в надежде, что он примет ее нервозность за простую застенчивость.

Контроль . Эйслинн глубоко вздохнула и постаралась, чтобы ее голос прозвучал дружелюбно:

— Я думала, мы пришли сюда, чтобы лучше узнать друг друга.

— Так и есть, — подтвердил он и улыбнулся так, словно она только что преподнесла ему бесценный подарок. — О чем тебе рассказать?

— М-м, как насчет твоей семьи?

Ноги Эйслинн отказывались слушаться, и она споткнулась.

— Я живу со своими дядями, — сказал Кинан и провел ее мимо нескольких фейри, которых еще минуту назад можно было принять за обычных учеников школы О'Коннела.

Некоторые из них неопределенно указывали на нее, но никто не приближался. Другие почтительно уходили с пути Кинана, пока он вел ее к рядам палаток, где фейри, которых Эйслинн теперь ясно видела, играли в игры.

— С дядями? — Переспросила она, серьезно сомневаясь в том, что прийти сюда было мудрым решением. — Ах, да, те самые, что были в школе.

Фейри. Как и почти все здесь . У нее закружилась голова.

Эйслинн предприняла еще одну попытку:

— А твои родители?

— Мой отец умер еще до моего рождения, — ответил он злым, а не печальным, как ожидала Эйслинн, голосом. — Но все, чем я являюсь, — это его подарок.

А фейри умирают? Она не знала, как отреагировать на эту странную речь, поэтому просто сказала:

— Моя мама тоже умерла. При родах.

— Мне очень жаль. — Кинан взял ладонь Эйслинн, нежно сжал и переплел свои пальцы с ее. — Уверен, она была замечательной женщиной и наверняка красавицей, раз ты ее дочь.

— Я не очень-то на нее похожа.

Эйслинн с трудом сглотнула. Все, что у нее было, — только фотографии, которые бабушка расставила по всему дому. На них мама всегда выглядела обеспокоенной, будто ее тревожило то, что она видит. Бабушка никогда не говорила о том, как мама прожила свой последний год, словно этого времени никогда не было.

— А твой отец? Он хороший человек?

Кинан остановился, держа ее за руку. Они стояли в толпе фейри, окруженные ими со всех сторон, и разговаривали о своих семьях.

Все казалось бы совершенно нормальным, если бы Эйслинн не видела их странной формы глаз и нечеловеческих улыбок. Она направилась туда, где продавали сладко пахнущие напитки.

— Эйслинн?

Она пожала плечами. Лучше говорить об отце, о котором она ничего не знала, чем о матери, от которой ей в наследство досталась способность видеть их.

— Кто знает? Бабушка понятия не имеет, кто он, а мамы больше нет, и она не сможет ничего рассказать.

— По крайней мере, у тебя есть бабушка. — Он погладил ее по щеке свободной рукой. — Я рад, что у тебя есть любящий человек, который заботится о тебе.

Она собиралась ответить, но прямо к ним, во главе с Остролицым, шли шесть фейри, те самые, которым так нравилось зависать в баре и беспокоить постоянных клиентов; те самые, из-за которых Эйслинн тогда пришлось уйти из бильярдной. Она застыла, не в силах даже пошевелиться. Годами выработанные инстинкты сейчас затмили логику.

— Эйслинн, что случилось? — Кинан встал перед ней, и она больше ничего и никого, кроме него, не видела. — Я обидел тебя?

— Нет, я просто… — Она улыбнулась ему как можно более убедительной улыбкой и солгала: — Замерзла.

Он снял куртку и накинул ей на плечи:

— Так лучше?

— Лучше.

И это действительно было так. Если бы он на самом деле был таким, каким казался — добрым и внимательным, ей было бы не по себе оттого, что она обманывает его.

Однако он таким не был. Он вообще не был настоящим.

— Давай пройдемся, — предложил Кинан. — Здесь всегда можно найти интересные игры.

Он снова взял Эйслинн за руку, и опять ее Видение заработало в полную силу.

Возле них, в самом центре детского бассейна стояла женщина.

— Приз за три дротика! — Призывала она.

Ее толстая коса свисала до самых колен. Лицо ее было похоже на лицо ангела со средневековой фрески, но в невинных глазах искрилась опасность. Даже несмотря на козьи ноги, выглядывавшие из-под длинной юбки, она была великолепна, но никто не приближался к ней.

У следующей палатки в длинной очереди стояли фейри и люди. Кроме фейри, лица которых Эйслинн замечала в городе, были и другие — такие, каких она и представить себе не могла: фейри с самыми разными крыльями, с покрытой колючими шипами кожей, одетые во всевозможные фасоны одежды. Это было сложно переварить.

Пораженная огромным количеством и разнообразием фейри, Эйслинн остановилась.

— Местные гадалки устраивают настоящие шоу, — заметил Кинан и придержал матерчатый вход в шатер, чтобы Эйслинн смогла заглянуть внутрь.

Там находились три женщины со слезящимися белыми глазами. За ними стоял целый ряд статуй, похожих на горгулий без крыльев. Они были до ужаса мускулистыми. И живыми! Их пристальные взгляды скользили по шатру, словно они искали того, кто мог бы ответить на их невысказанные вопросы.

Фейри отступили, и Кинан провел Эйслинн внутрь. Она подошла к одной из статуй. Фигура смотрела на нее широко открытыми, почти испуганными глазами, когда Эйслинн протянула к ней руку. Одна из женщин тут же оказалась рядом и схватила ее за запястье:

— Нет.

Все три женщины заговорили одновременно, обращаясь не к ней и не к Кинану, а так, будто говорили сами с собой — тихим, свистящим шепотом:

— Он наш. Справедливый обмен. Не тебе вмешиваться.

Женщина, державшая Эйслинн за руку, бросила на нее короткий взгляд белых глаз и спросила:

— Ну что, сестры? Что мы скажем?

Эйслинн отшатнулась, но хватка была крепкой.

— Значит, ты юная избранная, — сказала гадалка, глядя при этом на Кинана по-видимому слепыми глазами. — Новая возлюбленная.

За их спинами фейри придвинулись ближе, толкаясь и перешептываясь.

Старуха одарила Кинана обжигающим взглядом светящихся белых глаз и со значением произнесла:

— Она отличается от других, дорогой. Она особенная.

— Я это уже знаю, мать.

Кинан обнял Эйслинн за талию, будто имел на это право.

Нет у него такого права!

Эйслинн отступила так далеко, как только могла, учитывая, что ее до сих пор держали за руку.

Три старухи одновременно вздохнули.

— Жестокая она, да?

— Рассказать тебе, насколько она отличается от других? — Спросила Кинана та, что держала Эйслинн. — Какой особенной она станет?

Все фейри в шатре внезапно умолкли. Они наблюдали с интересом и нескрываемым любопытством, словно у них на глазах происходило стихийное бедствие.

— Нет, — запротестовала Эйслинн, освободилась от женщины и схватила Кинана за руку.

Он не сдвинулся с места.

— Такой особенной, как я мечтаю? — Спросил он слепых женщин громким голосом, чтобы все присутствовавшие фейри ясно слышали его.

— Такой, как она, ты никогда не встретишь.

Женщины закивали с ужасающей синхронностью, как будто у них на троих был один разум.

Ухмыляясь, Кинан бросил женщинам горстку незнакомых бронзовых монет. Все трое одновременно одинаковыми движениями рук поймали монеты прямо в воздухе.

Я должна убираться отсюда. Прямо сейчас.

Однако Эйслинн не могла просто взять и убежать. Если бы не ее способности, у нее не было бы причин так бурно реагировать: на вид женщины ничем не отличались от других работников ярмарки.

Не выставляй себя напоказ. Помни о правилах.

Она не могла себе позволить поддаться панике. Сердце Эйслинн бешено билось. Грудь сдавило так, словно ей нечем было дышать.

Держись. Сконцентрируйся . Ей нужно было убираться отсюда, подальше от них, назад к Сету. Ей вообще не стоило приходить сюда. Ей казалось, что она угодила в ловушку.

Эйслинн попятилась от женщин и потянула Кинана за руку:

— Давай чего-нибудь выпьем. Ну же, пойдем.

Он притянул ее ближе к себе и повел к выходу мимо толпы бормотавших фейри:

— Она избранная.

— Вы это слышали?

— Нужно передать сообщение.

— Бейра будет в ярости.

Вечер продолжался, и на ярмарку все прибывали и прибывали фейри, даже те, которых он не видел уже много лет. Это хорошо, даже несмотря на то что тут повсюду ведьмы-шпионки Бейры. Прибывали и представители других дворов фейри, некоторые — впервые за сотни лет . Они все знают.

— Кинан, — позвал один из охранников Донии и отвесил поклон.

Кинан покачал головой. Одной рукой он обнимал Эйслинн, не совсем изящно, но все же она была рядом. Эйслинн слабо мерцала в темноте. Солнечный свет уже наполнял ее изменяющееся тело. Иногда такое случалось: изменение происходило так быстро, что смертные девушки становились подозрительными. В том, что его королева должна меняться еще быстрее, был определенный смысл.

За спиной Эйслинн рябинник в обличии смертного перехватил охранника Донии.

— Что? — Спросила Эйслинн, глядя на Кинана широко раскрытыми глазами.

Ее губы были приоткрыты, словно она ждала поцелуя.

Слишком рано для этого. Но он все же придвинулся ближе, держа ее в своих руках так, будто они были на балу. И у нас обязательно будет бал, на котором я представлю ее всем придворным. Сразу же, как только она взойдет на трон.

Глядя поверх плеча Эйслинн туда, где рябинник остановил охранника Донии, Кинан вдруг сказал:

— Я не хочу, чтобы что-то испортило сегодняшний вечер. Даже если миру сегодня придет конец, я ничего не хочу об этом знать.

И это было правдой. Он держал в руках свою королеву. После столетий поисков он наконец нашел ее. Наверное, об этом и говорили гадалки. Кинан наклонился к Эйслинн и прошептал:

— Потанцуй со мной.

Она покачала головой, и он заметил в ее глазах что-то похожее на страх.

— Но здесь же негде, — запротестовала она. — Даже музыки нет.

Он закружил ее, жалея, что сейчас она не одета так, как ей полагается, что ее не обвивает волнами шелк, что не слышен шелест женских одежд.

— Ну конечно же, есть.

Никто не мешал им, никто не толкался. Наоборот: все собрались вокруг, расчищая им место, чтобы он смог впервые потанцевать с ней, со своей королевой. У самой реки он увидел своих Летних фейри — теперь наших фейри . Они становились невидимыми, сбрасывая «иллюзии» и присоединяясь к танцу. Скоро, когда Эйслинн будет рядом, он сможет защищать их, заботиться о них так, как и должен настоящий Король Лета.

— Ты действительно не слышишь музыки? — Спросил Кинан и повел ее в толпу фейри.

Эти не потрудились снять «иллюзии», но пустились в пляс вместе со всеми остальными. Их лоснящаяся кожа искрилась от слабого света, спрятанного сейчас под ее поверхностью, делая их похожими на давно потерянных братьев и сестер селчи.[15]

Несколько Летних девушек закружились в танце — стройные красавицы-чаровницы, с извивающимися, словно виноградные лозы, венами. Их юбки и волосы превращались в размытые пятна от быстрых движений.

Держа одну руку на спине Эйслинн и сжимая другой ее маленькую ладонь, Кинан провел ее сквозь танцующую толпу невидимых фейри. Наклонившись к ней, он проговорил нараспев:

— Смех, рокот воды, мягкий шум дорожного движения вдалеке, гул насекомых. Разве ты не слышишь этого, Эйслинн? Просто прислушайся.

— Я должна идти.

Ее волосы касались его лица, когда он кружил ее в танце, все ближе и крепче прижимая к себе.

— Отпусти меня, — потребовала она, но в ее голосе звучал страх.

Он остановился.

— Потанцуй со мной, Эйслинн. Музыки, которую я слышу, хватит нам обоим.

— Зачем? — Она застыла в его руках с жестким выражением лица, оглядываясь вокруг и всматриваясь в лица, скрытые человеческими масками. — Скажи мне, зачем? Чего ты хочешь?

— Тебя. Всю свою жизнь я ждал тебя. — Кинан замолчал, глядя в радостные лица летних созданий, которые так долго страдали под властью Бейры. — Я прошу всего лишь танец, всего один вечер. Если это будет в моих силах, я дам тебе взамен все, что ты попросишь.

— Все, что попрошу? — Переспросила она недоверчиво.

После всех волнений, исследований, страхов, он предлагает ей это в обмен на простой танец.

Неужели все так просто? Один танец — и она сможет уйти, убежать от всего этого. Однако, если верить легендам, фейри заключали только такие сделки, которые были выгодны им самим.

— Поклянись, — сказала она, и отступила на несколько шагов, чтобы смотреть ему в глаза, поскольку стоя так близко, это было невозможно сделать.

Он улыбнулся своей умопомрачительной улыбкой, и слова застряли у Эйслинн в горле. Она вздрогнула, но сдаваться не собиралась:

— Поклянись перед всеми этими свидетелями.

Она махнула рукой в сторону ожидающей толпы. Почти все они были фейри, но среди них было и несколько людей, которые тоже стояли и наблюдали за происходящим, даже не подозревая о том, какой спектакль разыгрывается перед ними.

Фейри — невидимые и носящие «иллюзии» — принялись бормотать и тихо переговариваться:

— А она умница…

— … хочет получить клятву короля, даже не зная, кто он.

— Он даст ей клятву?…

— Она станет чудесной королевой.

А потом Кинан сказал торжественно и громко, чтобы все его услышали:

— Перед всеми этими свидетелями, я даю тебе, Эйслинн, слово чести: клянусь, что все, о чем ты меня попросишь, и все, что я могу предложить, принадлежит тебе. — Он опустился на одно колено и продолжил: — Отныне и впредь твои желания станут моими до тех пор, пока я жив.

Ропот фейри стал громче и теперь звучал, как настоящая какофония:

— А что, если она не та самая? Как он может быть таким глупым?… Но гадалка сказала…

Все еще стоя на одном колене, Кинан опустил голову и протянул руку:

— Теперь ты потанцуешь со мной? Просто возьми мою руку, Эйслинн.

Все, что она должна была сделать, — это потанцевать с ним, присоединиться к вечеринке фейри на один вечер, и тогда она сможет попросить его оставить ее в покое. Невелика цена за такой приз. Он даже никогда не узнает, что ей было известно, кто он такой, что она видит их.

— Потанцую, — решилась Эйслинн и вложила свою ладонь в его, ощущая приятное головокружение от облегчения.

Послышался приветственный смех. Толпа подняла такой шум, что Эйслинн не удержалась и тоже рассмеялась. Может, они и радовались по разным причинам, но сейчас это не имело значения: они вторили ее восторгу.

Улыбающаяся девушка с украшавшими ее руки венами протянула им пластиковые стаканчики со сладким золотистым напитком, который, похоже, пили все вокруг:

— Это нужно отпраздновать.

Эйслинн приняла один стаканчик и отпила маленький глоток. Напиток был божественным — пьянящая смесь того, что не должно было иметь вкуса и аромата: разлитый в бутылки солнечный свет, приправленный волнующей красотой, ленивый полдень и тающий закат, разбавленные горячими бризами и опасными обещаниями. Эйслинн выпила все до дна.

Кинан взял стаканчик из ее рук и спросил:

— Теперь я могу получить свой танец?

Эйслинн слизнула с губ остатки вкуса — как теплый леденец — и улыбнулась.

— С удовольствием, — ответила она, чувствуя странную слабость в ногах.

И он повел ее сквозь толпу, кружа в танце — старомодном стилизованном вальсе вперемежку с современными движениями. Где-то на периферии сознания билась мысль о том, что что-то не так, но он кружил ее снова и снова, и Эйслинн никак не могла вспомнить, что именно. Они смеялись, пили и танцевали, пока она не забыла, почему вообще нервничала.

Наконец, тяжело дыша, она положила ладонь на запястье Кинана и выдохнула:

— Все, хватит. Мне нужно остановиться.

Он поднял ее на руки и, не отпуская, сел на высокий стул с резьбой в виде лучистых солнц и цветущих виноградных лоз:

— Не остановиться, а только передохнуть.

Откуда взялся стул? Все фейри вокруг смеялись и танцевали.

Я должна идти. Люди уже разошлись по домам. Но все фейри танцевали, даже тонкие «костлявые» сестры Скримшоу. Мимо пронеслась группа Летних девушек, так быстро, что их даже по ошибке нельзя было принять за людей.

— Мне нужно еще выпить, — сказала Эйслинн, сидя на коленях Кинана и по-прежнему тяжело дыша, и положила голову ему на плечо.

Чем больше она пыталась понять причины, почему должна была нервничать, тем непонятнее они становились.

— Еще летнего вина! — Крикнул Кинан и засмеялся, когда несколько молодых парнишек, похожих на львов, спотыкаясь и толкая друг друга, спешили поднести им высокие кубки. — Моя леди хочет вина, и она его получит.

Эйслинн взяла один из гравированных кубков и покрутила его в руке. Изящный узор покрывал его поверхность, изображая танцующую под ярким солнцем пару. Цвет вина клубился и менялся, словно в кубке занималась маленькая заря.

— А куда подевались пластиковые стаканчики?

Кинан поцеловал ее волосы и засмеялся:

— Для прекрасной леди — только прекрасные вещи.

— Ну и ладно, — пожала плечами Эйслинн и сделала еще один большой глоток.

Обнимая за талию одной рукой и придерживая другой ее спину, Кинан заставил Эйслинн откинуться назад:

— Еще один круг?

Волосы Эйслинн упали на влажную от росы траву, когда она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него — на короля фейри, который сейчас держал ее в своих руках, и удивилась тому, что ей было так весело. Он снова усадил ее прямо и прошептал:

— Потанцуй со мной, Эйслинн, любовь моя.

Ноги болели, голова шла кругом. Ей не было так весело… еще никогда .

— Обязательно.

Со всех сторон доносился смех фейри, исполняющих грациозные, дикие, а иногда и просто шокирующие танцы. Раньше они казались вполне спокойными, как парочки в черно-белых фильмах, но пришла ночь, и все изменилось. С тех пор, как остались только фейри.

Кинан сжал Эйслинн в объятиях и поцеловал в шею.

— Я мог бы провести так целую вечность.

— Нет, — оттолкнула она его. — Никаких поцелуев, никаких…

Они снова двигались. Мир закружился, лица вокруг превратились в расплывчатое пятно в облаке музыки. Дорожки и тропинки спрятались в тенях, огни повозок и шатров погасли.

Наступал рассвет. Легкий свет разливался по небу. Сколько же мы протанцевали?

— Мне нужно сесть. Я серьезно, — попросила Эйслинн.

— Все, что пожелает моя леди.

Кинан снова поднял ее на руки. Это перестало казаться странным несколько напитков назад.

Один из мужчин с кожей, похожей на кору дерева, расстелил у воды одеяло, другой притащил корзину для пикника.

— С новым днем, Кинан, миледи, — сказал он и, поклонившись, ушел.

Кинан открыл корзину и вытащил еще одну бутылку вина, сыр и странные маленькие фрукты. Он улыбнулся:

— Наш первый завтрак.

Определенно, еда не ярмарочная . Эйслинн захихикала. Потом посмотрела вверх. За спиной Кинана больше никого не было. Как будто вообще не было никакой ярмарки. Все фейри исчезли. Были только они вдвоем.

— Куда они все делись? — Удивилась Эйслинн.

Кинан протянул ей кубок, наполненный все тем же жидким восходом.

— Здесь только мы. Позже, когда ты отдохнешь, мы поговорим. А потом, если ты захочешь, мы сможем танцевать каждую ночь. Или путешествовать. Теперь все будет по-другому.

Эйслинн не заметила даже тех фейри, которые всегда были здесь, у реки. Они действительно были одни.

— Можно задать вопрос? — Спросила она.

— Конечно. — Кинан протянул ей кусочек фрукта. — Кусай.

Эйслинн наклонилась вперед так, что чуть не свалилась на него, но не стала пробовать фрукт. Вместо этого она прошептала то, о чем хотела спросить:

— А почему другие фейри не светятся так, как ты?

Рука Кинана упала.

— Другие кто?

— Фейри.

Эйслинн обвела рукой пространство вокруг них, но там не было ни фейри, ни людей. Она закрыла глаза, чтобы мир перестал так дико вращаться, и прошептала:

— Ну, знаешь, не люди, как те, что танцевали сегодня с нами, такие, как ты и Дония.

— Не люди? — Пробормотал Кинан.

Его медные волосы блестели в свете нового дня.

— Ага. — Она легла на землю. — Как ты.

Ей показалось, что он сказал «И как ты, совсем скоро». Но она не была в этом уверена. Все вокруг плыло перед глазами.

Кинан склонился над ней. Его губы, целующие ее, на вкус были как солнечный свет и сахар. Его волосы упали ей на лицо.

Они мягкие, совсем не как металл.

Она собиралась остановить его, сказать, что у нее кружится голова, но, прежде чем она смогла заговорить, все погрузилось во тьму.