"Александр Трофимов. Офф-лайн, адажио " - читать интересную книгу автора

биохимия, осознанное, полуосознанное, бессознательное... И все равно что-то
ускользает, развивается и укореняется в этих бедолагах, несмотря на все наши
усилия.
- Нет, это ясно. Почему именно на "Хорроре"? Вы держите их подальше от
людей?
Флибэти откинулся назад и улегся набок, положив руку под голову.
- Скорее людей подальше от них... Знал бы ты, сколько раз пытались
добиться, чтобы мы открыли доступ к ощущениям пациентов. Петиции писали,
доказывали... Иногда мне кажется, что они слишком здоровы. Слишком
воспитанны и образованны. Они хотят понять. Миллиарды воспитанных и
образованных людей, приученных, что дурного опыта не существует, что из
любого, даже самого отвратительного, можно извлечь урок.
Ника открыла один глаз и следила за кружащей под потолком мухой.
- А в чем они неправы? Флибэти вздохнул.
- Они думают, если залезут в шкуру девианта, то все поймут. Поймут,
почему подобные отклонения еще существуют, почему не спасает евгеника и
старания наставников, почему солнце светит, а ветер веет... А это ни черта
не поможет понять. Ни черта.
Рю сказал, прежде чем успел одернуть себя.
- Ты... Ты пробовал. Флибэти вздохнул.
- Все, кто работает, пробовали.
Флиб лежал, глядя в мутное грязное окно, в котором нельзя было
разглядеть ничего, кроме мути и грязи. Вряд ли это приятно - примерять на
себя мировоззрение девиантов. Особенно учитывая, что психика инертна, и
после инсталляций в сознании часто остаются артефакты.
Реконструкторам по большей части приходилось иметь дело с гениями своей
эпохи, с духовными лидерами... Флибу скорее всего доставались куда менее
забавные артефакты. Как-то раз он упоминал, что увидел на столе горящего
фазана и все пытался потушить его своей курткой.
Рю вспомнил, как они со Стратосом, Навье и еще несколькими командами
увлеклись, работая над Курской дугой, не вылезали со сцены сутками.
Экранировали собственную память, загружали блоки псевдовоспоминаний и
проживали раз за разом десятки коротких жизней. Так ощущения получались
более яркими, да и персонаж обрабатывался не в пример быстрее, по сравнению
с обычным компилятивным способом, когда все ощущения подбирались по
отдельности. Реконструкторам пришлось просиживать часы в окопах, сочинять
донесения, наводить орудия и умирать, умирать, умирать... После того, как
они закончили, Рю еще пару дней берег голову, стараясь не слишком ей
вертеть, и левое плечо, которому не везло больше всего - один раз в него
попал осколок, два раза - пуля. Лекарства от фантомных болей не спасали, да
и убедить себя в том, что ты не мертв, что больше не нужно стрелять...
Иногда артефактные куски чужих личностей проваливались куда-то в щель
между половицами сознания, чтобы потом неожиданно проявиться. Рю помнил, как
однажды попытался расплатиться с собеседником за приятный разговор, а перед
выходом из клуба рылся в карманах в поисках подорожной. Призраки личностей и
целых эпох время от времени возвращались, но он не придавал этому значения.
Единственное, что всерьез занимало его, это перешедшая от Шарля Мориса
хромота. Она давала о себе знать только в те моменты, когда Ника оказывалась
рядом. Реконструктора словно затягивало в дряхлую шкуру Шарля Мориса,
который мог позволить себе пыхтеть, жаловаться на ноющую спину, бросаться