"Эльза Триоле. Душа " - читать интересную книгу автора

- В чем дело? - спросила Натали.
- Натали, - Лебрен глядел на нее внимательно, настойчиво, умно. -
Натали, почему вы хотите лишить меня своей дружбы? Вы меня третируете,
гоните прочь... А ведь вы отлично знаете, что никакие АФАТ в мире... - Он
низко наклонился и взял левую руку Натали, лежавшую на коленях, поцеловал
ее: - Ведь вы, вы - Натали... Ухожу... Можно, зайти завтра?
Натали улыбнулась. У нее было красивое лицо, правильный овал, даже
двойной подбородок лишь слегка портил линию этого овала.

VIII. Детство

Обычно летом, в августе, "Фирма Петраччи, основанная в 1850 году",
закрывалась. Натали вместе с Луиджи и Мишеттой уезжала на Юг, где ей
достался в наследство от дяди деревенский дом с питомником для разведения
тутового шелкопряда, но и питомник с полками, и все прочее обзаведение было
брошено на произвол судьбы... С детских лет у Натали остался в ушах этот
характерный шорох папиросной бумаги. Это копошились шелкопряды, пожирая
листья шелковицы, которыми их кормили. Теперь питомник превратился просто в
огромную нежилую комнату, где ровно ничего не происходило. Покойный дядя
называл яички шелковичных червей "гренами". Покупал он грены у Пертюса и
перепродавал их унциями. Занимался он также коконами и забирал их у
крестьян, которым предварительно продавал грены. Когда наступало время
сбора, дядя оказывался полным хозяином положения, ибо за его спиной
вырисовывался силуэт всемогущего Лизилиоля, того самого, чья подпись стояла
на банковских билетах и с кем таинственными узами был связан дядя. Имя
Лизилиоль внушало крестьянам непоколебимое доверие. Здесь-то и жила Натали в
летнее время с самого раннего детства, она любила питомник, любила дядю;
впрочем, она предпочитала жить у кого угодно, лишь бы не в их домике у
железнодорожного переезда, где она родилась, у кого угодно, лишь бы не там,
где поезда с грохотом надвигались на нее, будто начиналось
светопреставление. В питомнике только и слышно было ласковое шелестение
папиросной бумаги, а вокруг все было совсем такое же, как у них возле
железнодорожных путей; это был ее край - отары овец, стада быков, табуны
лошадей и смелые объездчики. Мать Натали была стрелочницей, отец - путевым
обходчиком. Родители отправили Натали в Париж чуть ли не девочкой, п она
стала парижанкой, хотя первым ее возлюбленным был провансальский объездчик.
Как они проводили лето, что делали там Луиджи, Натали и Мишетта, никто
из друзей не знал. Просто исчезали в слепящем свете солнца, жили целый месяц
среди восхитительного шелковистого одиночества. Загоревшая дочерна Мишетта
поддерживала связь с внешним миром - приносила хлеб, мясо, воду и вино. В
знакомом с детства пейзаже Натали с первого взгляда обнаруживала свое место,
оставленную после себя вмятину. Обнаруживала в соседнем карьере, в этом
необъятном ослепительно белом храме, первые свои рисунки периода
примитивизма в ее творчестве, выцарапанные гвоздем на мягком белом рыхлом
камне. Обнаруживала там, где небо сливается с землей, темные неподвижные
силуэты быков и необъезженных лошадей, выгравированных на необъятном
лазоревом фоне, крохотные силуэты, не больше тех глиняных фигурок, что лепят
в Провансе к Рождеству. Иной раз она дивилась, как могла она приноровиться к
их парижской квартирке между улицей П. и Р., где весь кругозор замкнут,
ограничен глухими стенами сада. Быть может, родимый ветер сумеет вымести