"Чудо-христианин" - читать интересную книгу автора (Сазерн Терри)Глава 13— В лучших произведениях литературы, — говорила Джинджер Хортон, — все идет от сердца, а не от ума! — Я согласен! — сказал Гай Гранд и наклонился вперед, проявляя неподдельный интерес к беседе. — Если я плачу деньги, — возбужденно заговорил он, — то хочу получить… самое-самое лучшее произведение — то, что идет из самого нутра, видит бог! — и он шлепнул себя по животику, как бы в подтверждение. — Боже милостивый! — воскликнула Эстер, заходясь смехом. — И не переписывать! — продолжал Гай. — А прямо выливать свои чувства из самого нутра на проклятую бумагу! — Гай! — воскликнула Агнесс, — в самом деле, Гай! — Всем давно было известно, что Джинджер Хортон писала — писала непрестанно — непрерывным потоком — глубоко исповедальную прозу. — Извините, — пробормотал Гай, откидываясь назад, — я иногда немного забываюсь… — Чувства и страсть! — согласно воскликнула Джинджер Хортон. — Конечно, все эти мерзкие людишки вокруг ничего подобного не чувствуют! Совсем ничего не чувствуют! — Это очень интересно. Следует это обсудить, — сказал Гай, доставая из кармана пиджака маленькую записную книжку. Пролистав ее, он продолжил: — Человек, которого я встретил в поезде — если не возражаете, я не буду здесь упоминать его имени, потому что эта идея — довольно забавная — пока только в проекте, скажем так… Но я могу сказать вам следующее: он является одним из ведущих «Колонки издателей». Мы начали говорить, переходя от одной темы к другой, и он предложил мне рассмотреть такую вот новую схему. Я даже не знаю, как это назвать, но он предложил мне принять участие в проекте. Инвестиционное участие. Суть проекта — писать заново известные рассказы, — продолжил Гранд, добродушно улыбаясь. — И вот тут мы опять играем в кости и выкидываем наши старые шесть и семь, но в инвестиционных играх так оно все и происходит. Так вот, его схема — и я хотел бы сыграть пробную партию — выпустить серию нескольких рассказов, написанных самостоятельно… самостоятельно написанный Шекспир, Лоуренс и так далее. — Господи боже… — начала Джинджер потрясенно. — Его идея, — продолжил Гай, — честно говоря, я и сам не очень представляю, что это будет — выпустить обычные тексты хорошо известных произведений, но оставить пустые места, просто белые листы, которые читатель заполнит сам. — Нет, я никогда… — сказала Джинджер с возмущением. — Да-да, вот оно, — сказал Гранд, находя в записной книжке место, которое искал. — Здесь есть несколько рекламных образцов… пока это сыровато, предупреждаю вас… давайте посмотрим, да, это из Кафки — пробный экземпляр «Процесса». Вот как это звучит: «Теперь вы тоже можете испытать такие же чудесные творческие мучения от двусмысленности и такие же проблески гениальности, которые творились в душе этого необыкновенного писателя и которые привели его к всемирной славе! Выберите нужные фигуры речи, красивые эпитеты, сядьте за стол и возьмите специальную шариковую ручку, которой пишут писатели и которая стоит тридцать пять центов». Джинджер Хортон гневно фыркнула и приготовилась разразиться тирадой, но Гай перебил ее: — И вот у нас есть «Взгляни (сам) на дом свой, ангел»: «Ну так что, читатель-писатель — понравится ли тебе вывалить свои внутренности на этот прекрасный бесценный ковер? Да? Прямо посреди чьей-то комнаты, когда все на вас смотрят? Да? Да, черт возьми, вы можете это, вы можете, и так далее, итак далее». — Скажу только, что это не вполне готовый образчик, конечно. Его нужно еще слегка подправить, сделать поярче… Так что ты думаешь по этому поводу, Джинджер? — Что? Да я в это… ни единого цента не вложу! — пафосно заявила Джинджер. — О, это слишком страшно, Гай. Ты не должен в этом участвовать! — воскликнула Агнесс. — Хммм… Полагаю, ты права, — сказал Гай, — хотя на самом деле трудно сказать. Может получиться, может не получиться… Просто хотел посмотреть, кто и что по этому поводу думает. В этих инвестиционных играх самое главное — принимать свежие решения. Гай придумал еще одно развлечение и опять повеселился на славу. Он вовлек одного человека в мероприятие по разбиванию крекеров огромным отбойным молотком на Таймс-Сквер. Этот стойкий товарищ прибыл на место со своим арсеналом — коробкой соленых крекеров и шестидесятифунтовым молотком — приблизительно в 9 утра. Там он, как выразился Гай, «открыл свой магазин», — прямо рядом с выходом из метро на Сорок второй улице, на самом оживленном в это время суток перекрестке мира. Одетый в хаки и жестяную каску, странного вида человек пробрался через людской поток к выходу из метро, и, нырнув в самую гущу толпы, открыл обитый медью сундук, прикрепленный к поясу ремнем, вытащил соленый крекер и наклонился, чтобы осторожно положить его на пешеходной дорожке. — Смотрите собственными главами! — закричал он, выпрямившись и нетерпеливо жестикулируя. — Будьте осторожны! Не подходите близко! — И за тем, подняв молоток на высоту плеча, мощным ударом обрушил его на крекер — не только рассеяв его в пыль, но также разбив на куски часть пешеходной дорожки. Через несколько минут вокруг него собрались зеваки. Все собравшиеся, кроме тех, которые стояли в непосредственной близости, должны были вытягивать головы или подпрыгивать, чтобы увидеть хотя бы мельком человека в жестяной каске. А он разглядывал почти невидимую пыль, оставшуюся от крекера. — Я размял его, не правда ли? — пробормотал он самому себе тоном профессионала. — Что он сказал? — поспешно переспросили не сколько человек — из тех, что стояли ближе. — Он сказал, что размял его, — объяснил кто-то. — Размял его? — фыркнул другой. — Чувак, ну-ка повтори! Гай Гранд также присутствовал при этой сцене. Он выслушивал различные комментарии и иногда присоединялся к дискуссии. — Эй, как так случилось, что ты этим занимаешься? — спросил он человека в жестяной каске. Человек вытащил еще один крекер и с великой осторожностью положил его на асфальт. — Вот этим? — переспросил он, вставая и поднимая огромный молоток. — О, да это всего лишь дело техники. — Что он сказал? — Говорит, это дело техники. — Что? — Дело техники. — Да, хорошо, а что он разбивает своим молотком? Что это? Похоже на крекер. — Да для чего ему крекер-то разбивать, вы шутите? — Чувак, смотри, как молоток поднимается над асфальтом! Смотрите, у него там молоток! Через короткое время собравшихся было столько, что они заполонили всю улицу и даже вылезли на проезжую часть, мешая проезжать машинам. В результате полицейскому Сорок Второй улицы пришлось, ругаясь, протискиваться в центр толпы. «Дайте пройти!» — кричал он. — «Уберитесь с дороги!» Когда он пробрался к центру, где в самом разгаре шла операция по разбиванию крекеров, то остановился, заломил кепку назад, сложил руки и скорчил гримасу отвращения, наблюдая, как человек в жестяной каске разбивает несколько крекеров огромным отбойным молотком. — Ты на службе у городских властей, приятель? — дрогнувшим голосом спросил полицейский. — Так точно, — сказал человек в жестяной каске, не оборачиваясь. — Городское планирование. Технические дела. — Да, — сказал полисмен. — Местечко ты выбрал хуже некуда, вот что я тебе скажу. — После этого, поправив кепку, он начал разгонять толпу. — Двигайтесь! Расходитесь! — орал он. — Освободите место! Идите на работу! Это технические дела! Прочь с дороги! Разогнать толпу в такой час оказалось делом нелегким. Через некоторое время пришлось пригнать пожарные машины и пустить в ход шланги. Когда причина происшествия была раскрыта, полиция доставила Гранду некоторое беспокойство. — Наверное, Джинджер подошли бы кое-какие твои вещи, — предположил Гай. Эстер по-детски прикрыла рот, чтобы скрыть смешок, и весело поглядела на остальных, а Агнесс, задержав дыхание, выпалила: — Я боюсь, что мы носим другой размер, Гай! Агнесс, тоненькая словно тростинка, носила максимум девятый размер, а Джинджер — минимум шестидесятый. Джинджер покачала головой. — Чарльз просто умрет, если я надену вещь, которую шил не он! — сказала она. — А Чарльз делал для тебя балахоны? — спросил Гай. — Я хотела бы, чтобы Чарльз сшил для меня маленькие итальянские балахоны, Гай, — ответила Джинджер. — Я думаю, они мне, с моей полнотой, вполне подойдут — но это значит, мне придется отказаться от всех моих женственных оборок и кружев, а Чарльз и слышать об этом не хочет! Он сказал, это будет «сверхпреступлением» — он ведь так любит работать с кружевом, Гай. И мне просто совесть не позволит! А что ты думаешь по этому поводу, Гай? — спросила она, гордо вскинув голову, словно сама Кармен. — Чарльз нрав, конечно, — сказал Гай после минутного размышления. Гай поверг в полный шок британских охотников в Конго (а заодно и пожилых знаменитых американских писателей, которые в тот момент находились на сафари), организовав большую охотничью экспедицию с 75-миллиметровой гаубицей. — Она выстреливает с начальной скоростью в две тысячи футов в секунду, — любил посмеяться Гранд. — Она остановит все что угодно на этом континенте. Как правило, используемая Французской Армией в артиллерии, эта огромная пушка, даже разобранная на части, весила тем не менее больше ста пятидесяти фунтов. — Остановит все, что движется, — повторял Гай, — даже кита, если тот вынырнет на поверхность. Для перевозки оружия Гай нанял трех туземцев. Сам же, одетый в огромный бронежилет, обернутый вокруг живота, и каску таких чудовищных размеров, что половина его лица оказалось спрятанной, гордой походкой следовал рядом, со знанием дела обсуждая с другими участниками мероприятия тонкости обращения с огнестрельным оружием и прелести большой охоты. — У нас на днях в Кении была заваруха, — говорил он, — огромная кошка утащила двоих наших лучших парней. — Он с любовью поглядывал на пушку и со знанием дела продолжал: — Но у кошки изменились вкусы, когда она испробовала нашу семидесятипятимиллиметровую подружку! Да, сэр, эта малышка издает чудовищный грохот, можете жизнь свою на это поставить! Примерно раз в час Гранд останавливался и делал театральный жест рукой, объявляя всем о привале. После этого он вместе с одним из верных ему туземцев (известным как «лучший гид по Центральной Африке») начинали принюхиваться, поводя ноздрями и безумно выпучив глаза. — Там, в кустах, кошка, — внезапно говорил Гай, и, на глазах всей изумленной публики, в шлеме, который полностью закрывал ему видимость, хватал оружие, шатаясь под его тяжестью, прижимал его к покрытому бронежилетом брюху и вслепую палил в какой-нибудь камень, скрывавшийся за кустами. Выстрел клонил к земле высокие заросли и сносил верхушки деревьев, как если бы они были кукурузными стеблями. Отдачей Гранда отшвыривало футов на сорок, и он приземлялся в отвал практически без сознания. — У этой крошки нечеловеческая отдача, — позже говорил Гай. — Маннлихер, конечно, по сравнению с этим — просто детская игрушка. Семидесяти миллиметровая гаубица издавала невероятный грохот, земля дрожала, и любая охота в радиусе нескольких миль вокруг прекращалась. Все остальные сафари прошли от начала до конца без единого выстрела, кроме, естественно, случайных выстрелов из пушки Гранда. Охотничьи экспедиции в Африке — мероприятия серьезные, дорогостоящие, и развлечение это потребовало от Гранда огромных затрат. И все же Гай всегда вспоминал эту историю с превеликим удовольствием. Всем гидам-туземцам это развлечение также пришлось по нутру. |
||
|