"Виктор Травин. Наследник Абу-Саида (ист.)" - читать интересную книгу автора

плача под звездным небом родился ребенок в "рубашке".
Это была ночь, когда "Красная планета" приблизилась к Земле на 40
миллионов километров.
Это был год Великого противостояния Марса.
Детство Бориса прошло в алма-атинской квартире старого
правительственного дома, который испокон века отапливали печами. Топили
саксаулом, кишащим каракуртами и скорпионами. Трехлетний Боря,
испытывая безудержную страсть к ядовитым тварям, цеплял их на палочку и
переносил в подвал, который вскоре превратился в паучий питомник. Он их
не боялся: паучье племя надолго цепенело, стоило ему лишь переступить
порог.
Тогда никто не придал значения умению ребенка, подчинять себе
несмышленых тварей. Как, впрочем, никто не придал значения и тому, что
подаренный Павлом Алексеевичем Кадочниковым механический слоник в
Бориных руках наотрез отказывался ходить. Кадочников тогда страшно
смутился и начал оправдываться: "Ну позвольте, у меня он ходит!"
В школе Борис особых талантов в себе не обнаружил, а потому
профессиональную стезю выбирал ему отец. По его настоянию после
десятилетки Борис поступил в медицинский. Карьера врача его не
привлекала, но если что-то и могло возбудить в нем любопытство, так
только человеческая психика. На первом же курсе вместе с Василием
Аксеновым и Ильей Авербахом он вступил в студенческое научное общество
психиатрии. Профессор Васильев, широко известный в те годы, автор книги
"Таинственные явления человеческой психики", начинал работу над новой
книгой - "Внушение на расстоянии" и для экспериментов по телепатии
отобрал в СНО из двадцати претендентов троих. Среди них оказался и
Ермолаев.
Опыты давались ему удивительно легко, что всякий раз поражало
видавшего виды Васильева своим однообразием. Да и отец был против:
"Телепатия - лженаука. Ее не существует".
Через год он покинул лабораторию, но психиатрию насовсем оставить
не смог. Месяц спустя он уже подрабатывал медбратом в психиатрической
лечебнице у профессора Буля. И там весьма успешно занимался гипнозом.
Три года, проведенных среди психически больных, оставили в его
душе кровоточащую рану. Однажды, проходя мимо столовой, он увидел, как
больной с равнодушным лицом, пригвоздил вилкой к столу свою ладонь.
Бориса стошнило. Он вдруг отчетливо понял: страдания, крики, смерть,
жизнь наизнанку - не для него. Утром он позвонил Булю: "Я больше не
могу...".
Вечером того же дня он пришел к соседу - Георгию Александровичу
Товстоногову и сказал: "Я хочу стать актером". Товстоногов пожал
плечами: "А как на это посмотрит отец?"
Для отца это был удар.
Летом 1957 года он уехал в Москву и с триумфом поступил во ВГИК.
- Звонил Гена Полока, - сказал Борис, положив телефонную трубку. -
Приглашает в гости. Обещает нечто... Поедем?
Савва Кулиш потянулся в кресле и с полным безразличием ответил.
- Как хочешь...
Вечером, в начале двенадцатого они отправились на Васильевский
остров.