"Андраш Тотис. Убийство в четыре хода" - читать интересную книгу автора

устраивали взрывов, отчего представляли ничуть не меньшую опасность для
общества. Именно такие сочувствующие юнцы обеспечивали надежный тыл,
позволяющий боевикам-террористам ускользать от преследования. Именно они,
начитавшись разных брошюрок, разводят всякого рода мутную философию,
оправдывая террор. Именно они баламутят основную массу благонамеренных
студентов. Именно они раздобывают средства, выпускают газеты и листовки и
вовлекают в сеть всех, кто из политических соображений, от скуки, отдавая
дань моде, или по каким-либо иным причинам поддерживает расплывчатые идеи
экстремистов. Но это еще не преступники. Их можно выследить, подвергнуть
допросу, надавать зуботычин, и тогда как максимум французская пресса разве
что напечатает их жалобы. Все их участие сводится к тому, что они
подыскивают убежища для террористов, помогают налаживать между ними связь,
переправляют их через границу.
Когда полиция совершила налет, один из них вдруг вздумал палить по
двери. Нет, Альбер ошибается: стрелял не тот тип, у кого жесткое лицо. Это,
был другой - интеллигент усталого вида. Сейчас он находится при смерти в
больнице, а в его палате и в коридоре полицейских больше, чем врачей и
сестер. Двух других схватили и подвергают непрерывному перекрестному
допросу. Полицейские сменяются каждый час, и каждым из арестованных
занимаются одновременно пятеро.
- И они еще строят из себя бог весть что! - возмущался Шарль. Он был
следователем по уголовным делам, привыкшим иметь дело с обычными
преступниками. Профессионал всегда знает, какой границы следует держаться.
Отрицает свою вину, покуда можно, затем сдается, когда понимает, что
проиграл. Начинающий преступник ведет себя заносчиво в начале ареста, а
затем испытывает истинное облегчение, выложив всю подноготную. Но обзывать
фашистами, ссылаться на права человека в то время, когда двое полицейских
убито, а жизнь пятерых висит на волоске, это уж чересчур. Шарль ни разу в
жизни не поднимал руку на женщину, а тут закатил ей полновесную оплеуху.
Этот эпизод он пересказал Альберу не без некоторого удовлетворения. Альбер
на минуту задумался, прикидывая, мог ли бы он так поступить. К грубой силе
он не прибегал из принципа. С тех пор как служит в полиции, он еще ни разу
никого не ударил во время допроса; разумеется, если преступник при аресте
оказывал сопротивление, тут уж Альбер не церемонился. Ну и схватывался с
Жаком на тренировках. Но это совсем другое. На миг в его воображении
возникла тоненькая женщина с короткой стрижкой; гордо выпрямившись, сидит
она перед следователем, глаза горят, лицо полно решимости. Жанна д Арк! Если
ее когда-нибудь выпустят . на свободу и она оправится после допроса, этот
момент останется для нее прекраснейшим воспоминанием в жизни: она высказала
всю правду в глаза тиранам и пострадала за идею. Затем перед мысленным
взором Лелака возникла другая картина. Улица Бенуа. Охваченный пламенем
автобус, полицейские, побросав оружие, закрывают руками окровавленные головы
и кричат от боли.
- Я бы тоже ударил, - сказал он.
- Что? - удивился Бришо. - Ах да, конечно. - Иной вариант ему даже
не приходил в голову.
Как бы то ни было, но применение грубых методов допроса сделало
арестованных сговорчивее.
Фонтэн прожил у них неделю и не говорил, как долго намерен остаться, а
они не спрашивали. Кто такой Фонтэн, объяснять не требовалось. Эту фамилию