"Шандор Шомоди Тот. Второе рождение Жолта Керекеша (Роман) " - читать интересную книгу автора

заметила, что в черных глазах мальчишки вдруг пробегала синеватая тень, и
она ее объясняла как признак мелькавшей в душе его жалости, а может быть, и
любви. Такое объяснение она давала охотно, потому что ей нравились его
жгучая пытливость, его самолюбие и неустрашимость. А Жолт, должно быть, все
это чувствовал и почти учтиво, даже с долей нежности отвечал на терпеливое
отношение к нему мачехи.
Зато Керекеш сгорал со стыда за невоспитанность своего сына. Слишком
часто отца вызывали в школу, где он покорно выслушивал благожелательные
наставления классного руководителя и давал безответственные обещания. А что
ему оставалось еще? Он ведь слышал всегда одно и то же: мальчик плохо
учится, дерется, дерзит, мальчик забывчив, жесток, нетерпим, мальчик... и т.
д. и т. п. Некоторые определения Керекеш бы, возможно, оспорил, но зачем? К
перечню "добродетелей" сына кое-что он мог добавить и сам. Магические слова
система и выдержка, которые неустанно твердили учителя, к Жолту были
неприменимы и лопались как мыльные пузыри. Есть дети, которым наказания
нипочем, они на них просто не реагируют, и Жолт относился к их числу. К нему
приложим был один лишь метод воздействия: домашний арест. Жолт его принимал
без спора, с невысказанной обидой, с презрительным равнодушием - как
тюремное заключение. Он никогда не выполнял предписанной работы и
развлекался вещами, как казалось доктору Керекешу, совершенно не
соответствующими его возрасту. Вооружившись самодельной миниатюрной
рогаткой, он устраивал, например, охоту на мух; поднимал гантели, заводил
магнитофон, в лучшем случае читал что-либо приключенческое. Керекеш тем не
менее довольно точно представлял себе ход мыслей сына: запрет выходить из
дому - не что иное, как отцовская месть, и надо вытерпеть ее, переждать, как
пережидают затяжные дожди. Керекеш слишком остро ощущал собственное
бессилие, он знал и выражение брезгливости на своем лице, и свой косящий от
волнения взгляд, когда выносил убийственно скучный приговор:
"После обеда ты останешься дома!"


[Image012]


"До которого часа?" - спрашивал сын.
"До шести".
"До пяти!"
"Не спорь!"
В результате в пять часов пополудни репетитор по математике тщетно
дожидался Жолта. А через несколько дней, когда все выяснялось, Жолт
чувствовал себя праведником, так как имел все основания сказать: "Я хотел
идти на урок, но мне не позволили выйти из дома". Керекеш пускался в длинные
рассуждения, бушевал, называл сына отъявленным лицемером; потом, глубоко
сожалея о собственной грубости, начинал размышлять: хитрил мальчик или
обиделся и, как всякий обиженный, был скуп на слова? Отцу очень хотелось
верить в последнее, и потому, видя открытое лицо Жолта, он успокаивался. А
Жолт кутерьму, поднимавшуюся из-за часа занятий с репетитором, считал
бессмысленной и просто ничтожной. Не состоялся урок. Ну и что? Кто от этого
пострадал? Но разговор с отцом скуки у него, как ни странно, не вызывал:
Керекеш волновался, размахивал белыми, с длинными пальцами руками,