"Жан-Поль Тэрэк. Завтрашний рассвет [NF]" - читать интересную книгу автора

коммерческому директору, - потому что я хочу, чтобы она была _как утренняя
заря в облике женщины_. Она представляется мне маленькой, чтобы можно было
носить на руках, с большими бирюзовыми глазами, темноволосой, белокожей и
чуть-чуть безалаберной. Сумма не имеет значения. И выбросьте, ради бога,
из ее лексикона все эти несчастные банальности. Сделайте ее движения
неповторимо грациозными и при этом почти неловкими. Пусть она будет
одновременно очень чистой и абсолютно бесстыдной. Настройте ее на течение
времени, лунные фазы, яркость и цвет освещения...
Директор слушал его с любезной улыбкой. Робот-секретарь делал пометки.
Вильно продолжал:
- Я хочу, чтобы она была, как бы вам это объяснить... _настоящей_,
понимаете?
Директор поднял брови. Робот затих. Вильно понял, что сказал нечто
неуместное. Наконец директор прервал молчание:
- Настоящей?.. Ну, разумеется. Во всяком случае, я не думаю, что вам
понадобилась... гм... абстрактная спутница... - он хохотнул. - Это не
соответствовало бы вашему описанию. Достаточно взглянуть на вас, чтобы
убедиться, что вы не из тех безмозглых юнцов, которые из снобизма или уж
не знаю из какой извращенности совокупляются с нагромождением конусов и
многогранников, а то и вовсе с компьютером!


Спустя три месяца Вильно получил Аврору. Первое время он был просто
очарован. Ее реакции оказались совершенно нестандартными, чего он как раз
и желал Модуль неопределенности, встроенный в Аврору ее создателями,
замечательным образом придавал ее словам, жестам и характеру видимость
некой поэтической свободы. В отличие от других, ей подобных, Аврора не
занималась хозяйством, не умела считать, по сути она вообще ничего не
умела. Когда у нее спрашивали, который час, она мило ворковала в ответ:
"Вы знаете, я не в ладах со временем". Но зато она читала наизусть давно
уже всеми позабытые старинные стихи, а иногда могла даже заплакать.
Поначалу Вильно таскал ее с собой в рестораны и ночные бары, но ее
странная красота и раскованные манеры повсюду вызывали возмущение публики.
Все, что было в нем самом чистого, его вкус к фантазии, своеобразный юмор,
постоянная готовность бросить вызов, умение смеяться до упаду, все, что
Вильно скрывал даже от себя самого, Аврора демонстрировала с такой
ослепительной силой, что скорее походила на свободных женщин, всегда
появлявшихся в сопровождении элегантных андроидов, чем на своих
искусственных сестер. Друзья Вильно сочли общество такой спутницы
предосудительным, знакомые, которых он обычно посещал, тоже стали
сторониться его, и в результате он очень скоро оказался один. Теперь
Вильно выходил из дома только на работу, прежде уложив Аврору спать на
широкой белой постели. По возвращении ему достаточно было тихо окликнуть
ее и заключить в объятия, и она тут же, слегка постанывая, открывала
глаза. Она говорила: "А ты мне снился" - и принималась одеваться, неловко,
как маленькая девочка, напевая при этом старомодные песенки. К
наслаждению, которое она ему доставляла, примешивалось какое-то более
глубокое чувство, незнакомое ему прежде волнение. Оно приходило откуда-то
издалека, подобное смутному воспоминанию о чем-то безвозвратно утерянном.