"Александр Торик. Флавиан: Жизнь продолжается " - читать интересную книгу автора

резные строения, принадлежавшие разным "народным" и "заслуженным" артистам,
поблекли, посерели, стушевались. И то тут, то там повыскакивали из садов
нахрапистые "новорусские" еврокоттеджи, сплошь облепленные символами
достатка - спутниковыми антеннами-"тарелками" и ящиками кондиционеров.
Нужный дом мы нашли достаточно быстро. Им оказался старый изысканный
деревянный особняк, вероятно, конца 50-х годов, посеревшие бревна которого,
словно благородная седина, лишь оттеняли изящество постройки в стиле
"русский модерн". Калитку нам открыла скромного вида пожилая женщина в
брюках и толстом свитере, вероятно, в молодости бывшая красивой, с грустными
покрасневшими глазами.
- Здравствуйте, батюшка! Благословите! Простите, что я в брюках и без
платка - здесь, на даче у Аристоклия Ивановича, ни юбки, ни платочка не
оказалось. Проходите, пожалуйста! Будьте как у себя дома, Аристоклий
Иванович задремал, я вам сейчас чайник поставлю, отдохните с дороги! Сегодня
ведь не постный день? Вы сыр к чаю будете?
- Благодарю, не беспокойтесь. Вас как по имени - отчеству?
- Ах! Простите, батюшка! Я впопыхах не представилась, меня Анной
Сергеевной зовут, я бывшая жена Аристоклия Ивановича, первая его жена... А
вас, батюшка?
- Зовите - отец Флавиан, Анна Сергеевна! А это Алексей, мой старый друг
и помощник.
- Очень приятно, Алексей! Присаживайтесь, пожалуйста.
Мы с Флавианом сели за большой круглый стол, стоящий на толстенных
точеных "купеческих" ножках, покрытый старой плюшевой скатертью с густой,
потускневшей от времени бахромой, на котором стояла большая хрустальная
миска, окантованная по верхнему краю серебряной прочеканенной полоской, со
свежими баранками, фигурная оловянная сахарница с щипчиками, полная
настоящего колотого сахара, розетка с вишневым вареньем и высокая узкая ваза
из темно-зеленого стекла с одинокой засушенной бордовой розой.
Анна Сергеевна ловко поставила перед нами изящные старинные чашки на
блюдцах, возможно, даже кузнецовского фарфора, принесла на массивном подносе
два, тоже старинных, гжельских чайника, поменьше - с заваркой и большой
пузатый - с кипятком. Затем подала тонко нарезанный сыр на фаянсовой доске с
орнаментом в виде готической надписи по периметру, душистый белый хлеб в
изящной корзиночке, застеленной кружевной салфеткой, и, явно деревенское,
густо-желтое сливочное масло в смешной масленке, изображающей спящего
поросенка.
От всей этой архаично-солидной обстановки, включая то, как быстро и
деликатно ухаживала за нами Анна Сергеевна, веяло чем-то элитно-советским и
даже дореволюционным, явно вымирающим, но уходящим без ропота, с
достоинством истинного благородства. За столом было тепло, уютно и немного
грустно.
- Анна Сергеевна! Не будет нескромностью спросить, сколько лет
Аристоклию Ивановичу?
- Сейчас скажу, батюшка, дай Бог памяти... мы поженились в 1952-м, мне
тогда было девятнадцать, а ему - двадцать шесть лет, стало быть, сейчас ему
должно быть...
- Семьдесят девять, - подсказал я.
- Да, да, точно, семьдесят девять, юбилей четыре года назад отмечали в
ЦДРИ, даже президент поздравление прислал! Я, правда, официально приглашена