"Александр Торик. Флавиан ("Воцерковление" #2) " - читать интересную книгу автора

как оно ко мне попало. Воспоминание пришло вместе с ощущением какой-то
неясной надежды, непонятно на что, но, на что-то давно ожидаемое и хорошее.
Решение пришло сразу - на всё плюнуть, в багажник удочки и банное
обмундирование, купить карту Т-ской области, и... словом, далее понятно.
Дождавшись вечера звоню:
- Андрей, ты? Алексей. Твоё приглашение в силе? Завтра, рано утром,
хочу выехать!
- Ты на своей машине? Тогда за Н-ском на четвёртом перекрёстке поверни
налево. Сэкономишь сорок километров плохой дороги. В селе подъезжай к храму.
Жду.
На следующий день, солнечное июньское утро застало меня пересекающим
Московскую Кольцевую Автомобильную Дорогу. Пришпоривая отзывчивую на педаль
газа машину (турецкие чехлы скрыли отвратительные резаные раны сидений,
корейская магнитола с китайскими динамиками гремела "Аэросмитом", в
багажнике позвякивали, китайские же, ключи) я почему-то ощущал необъяснимую
лёгкость, словно что-то липкое и тяжёлое отпустило меня а впереди ждала
какая-то радость. Решив не мучить голову самоанализами, я отключил
мыслительные способности и только подпевал Стиву Тайлеру: "crazy, crazy..."
К двум часам дня я уже промахнул две трети дороги и подъезжал к Н-ску.

ГЛАВА 2. КАТЮША

Н-ск произвёл на меня просто целительное впечатление. Словно неожиданно
в кладовке находишь своего, любимого в детстве, старого плюшевого Мишку -
удивление и радость и наплыв трогательных воспоминаний.
Этот древнерусский городок с его одно-двухэтажными улочками, многими,
чудом избежавшими большевистского динамита, древними церковками,
доброжелательными жителями, чьи лица совершенно лишены каиновой печати
московской "крутости" и жесткосердной обречённости, был трогателен и уютен.
Мне, родившемуся и большую часть жизни проведшему в Сокольниках, он
показался какой-то настоящей родиной, той, которая, очевидно, глубоко живёт
в сердце каждого русского человека.
Расслабившись, после сытного, за совершенно смешные для москвича
деньги, обеда в местном "Погребке", я позволил себе полчасика погулять по
старому центру города и полюбоваться кондовыми купеческими постройками,
изукрашенными "навороченной" резьбой карнизов и оконных наличников, прошёлся
под длинной колоннадой торговых рядов. Затем посидел в заросшем черёмухой и
бузиной полузаброшенном маленьком парке высоко над неширокой и, какой-то
кроткой, речушкой, глубоко вдыхая всей грудью неотравленный никакими
промышленными монстрами воздух, и вместе с ним - удивительные для меня покой
и безмятежность.
Тридцать километров до указанного мне четвёртого перекрёстка я
проскочил одним махом.

* * *

Повернув, я увидел голосующую мне полную, опрятного вида, пожилую
женщину, рядом с которой стояла стройная, даже пожалуй худенькая (ох уж этот
мужской взгляд!) миловидная девушка лет восемнадцати на вид с грустными
глазищами, необычной глубины и яркости, пугливо выглядывающими из под