"Роланд Топор. Жилец " - читать интересную книгу автора

за каждым окном в любой момент может раздасться последний хриплый вздох
умирающего и что стоит ему хотя бы на мгновение отвернуться, как из больницы
сразу же начнут вывозить трупы. И врачей, и медсестер он считал подлинными
чудовищами, живым воплощением бессердечия, хотя и восхищался их преданностью
чурстну долга.
В окошке для справок ок поинтересовался, нельзя ли проведать
мадемуазель Шуле. Молодая дежурная просмотрела свои записи.
- Вы член семьи? - спросила она.
Трелковский заколебался. Если он ответит отрицательно, не укажет ли она
ему на дверь? Наконец он все же решился и произнес:
- Я ее друг.
- Палата 27, койка 18. Но сначала поговорите со старшей сестрой.
Он пробормотал слова благодарности и вошел в здание больницы. Палата 27
представляла собой громадное помещение, по размерам не уступавшее залу
ожидания солидного вокзала. Во всю его длину выстроились четыре ряда коек.
Вокруг их белых прямоугольников кое-где кучковались небольшие группки
людей, мрачное одеяние которых резко контрастировало с окружающей
обстановкой. Это был час "пик" для посетителей. Непрекращающийся гул,
походивший на рокот запертого в ракушке моря, давил ему на уши.
Неожиданно рядом с ним материализовалась женщина в белом, которая сразу
же агрессивно выпятила нижнюю челюсть.
- Что вы здесь делаете? - требовательным тоном спросила она.
- Вы старшая сестра? - в свою очередь спросил Трелковский, а когда
челюсть утвердительно дернулась, продолжил: - Моя фамилия Трелковский. Как
хорошо, что я вас встретил, потому что в справочном окне мне порекомендовали
сначала поговорить с вами. Я насчет мадемуазель Шуле.
- Койка 18?
- Да, мне именно так и сказали. Я могу ее видеть?
Старшая сестра нахмурилась, сунула в зубы карандаш, задумчиво покрутила
его пальцами и лишь потом ответила:
- Ее нельзя беспокоить. Вплоть до вчерашнего дня она находилась в коме.
Идите, только ведите себя очень тихо и не пытайтесь заговорить с ней.
Трелковскому не составило большого труда отыскать койку под номером 18.
На ней лежала женщина с забинтованным лицом; ее левая нога была подвешена на
сложной системе блоков, грузов и растяжек. Единственный видимый между
бинтами глаз был открыт.
Трелковский и в самом деле очень тихо приблизился к постели. Он не мог
точно сказать, заметила ли женщина его появление, поскольку глаз ни разу
даже не моргнул, а остальная часть лица была покрыта бинтами, и потому было
невозможно определить, какое у нее выражение. Он положил апельсины на
прикроватную тумбочку и опустился на маленький табурет.
Женщина оказалась старше, чем он себе ее представлял.
Дышала она с большим трудом, а широко раскрытый рот чем-то напоминал
черный колодец посередине белого поля.
С неожиданным замешательством он заметил, что один из ее верхних резцов
отсутствует.
- Вы ее друг?
Он едва было не подпрыгнул от неожиданности, поскольку совершенно не
заметил приблизившегося к кровати второго посетителя. И без того влажный лоб
Трелковского покрылся бисеринами пота, и он почувствовал себя преступником,