"Эдуард Тополь. Русская дива (fb2)" - читать интересную книгу автора (Тополь Эдуард)11Анна сидела в глубине полупустого ресторанного зала и удивленно посматривала на часы. Если этому Барскому так нужны навигационные системы Аркадия, то какого черта он опаздывает? Конечно, можно встать и уйти, уже 3.06, и, не будь этот Барский полковником КГБ, она ушла бы еще пять минут назад. Но, как заметил ее отец, с КГБ не играют в такие игры. Раз уж они взялись за тебя, от них не отвяжешься, так лучше дождаться его и провести первый раунд. К тому же что-то в этом Барском было не то, какая-то, помимо гэбэшной наглости, странность, которая заинтересовала Анну. И даже не странность, а многоликость. Тогда, во время их встречи в кабинете хорька, он был сама импозантность касты кремлевских вершителей судеб страны. А при их телефонном разговоре его голос явно дрогнул и просел, словно он не добивался деловой встречи, а склонял ее к любовному свиданию. И эта трещинка тут же вселила в Анну уверенность, что она легко найдет компромат на товарища Барского: кто в руководстве сегодняшней России не берет взяток и не имеет тайных грехов – любовниц, внебрачных детей, незаконных дач или левых доходов от теневой экономики? Однако, к изумлению Анны, Барский оказался идеально чист. Во всяком случае, согласно информации, которую получил ее отец у шоферов КГБ, кроме десятилетней давности развода, в биографии полковника Барского не было ни сучка, ни задоринки. Отличник сначала нахимовского мореходного училища, а потом Высшей школы КГБ, член КПСС, фанатик работы – словом, «трудокоголик», он, по свидетельству шоферов из гаража КГБ, не был ни бабником, ни алкашом, ни тайным гомосексуалистом и не брал взяток с евреев за разрешения на эмиграцию. У него не было дачи, собственной машины, дорогой мебели и даже приличной квартиры. Скорее всего, именно поэтому его жена еще десять лет назад ушла от него к какому-то дипломату и уехала с этим дипломатом на Кубу, оставив Барского в однокомнатной квартире с восьмилетней дочкой и его старухой матерью. Только два года назад вмеcте с полковничьими погонами Барский получил трехкомнатную квартиру, освобожденную уехавшими евреями, которую его мать и дочка тут же разменяли на две однокомнатные – они полагали, что, оставшись один, Барский заживет жизнью свободного мужчины и в конце концов женится. И какие-то признаки движения Барского в этом направлении шоферы КГБ стали замечать. Например, с год назад Барский вдруг стал одеваться в дорогие и модные импортные костюмы, которые даже в спецраспределителе КГБ стоят кучу денег. Однако мать его отошла в иной мир, так и не увидев сына ни с одной женщиной, а дочка, поступив в университет, стала пропадать на занятиях, и Барский, даже освободившись от домашних забот, весь свой досуг проводил не с женщинами, а все в том же Комитете госбезопасности на Лубянке, задерживаясь на работе чуть не за полночь. Короче, информация, которую отец Анны с таким риском выуживал из своих бывших подчиненных, могла привести в отчаяние любого охотника за компроматом. Но Анна не зря училась у профессора Шнитке, второй закон которого гласил с непреложной прямотой: «Святых не бывает! Святыми бывают только ангелы, но ангелов мы не судим и не защищаем в судах! И если вам нужно скомпрометировать свидетеля, то пусть он будет хоть апостол Павел, не отступайте! Копайте! Копайте на его самого, на его детей, родителей, предков до седьмого колена – копайте, и вы обрящете в его роду лжецов, развратников, взяточников, врагов народа, власовцев или, на худой конец, алкоголиков. Помните, что даже непорочное зачатие Христа еще никем научно не доказано!» Анна на практике не раз убеждалась в неукоснительной верности и этого закона профессора Шнитке. Беда, однако, заключалась в том, что любые глубокие «раскопки» требовали времени, а в распоряжении Анны была всего лишь неделя. И потому вчера, бросив все дела, она посадила в машину своего терьера Чарли и поехала в Черноголовку, в закрытый и трижды секретный институт мужа. Она никогда не была в самом институте – даже вход на его территорию требовал допуска к секретности высшей категории. Но каждый раз, оказываясь возле проходной Института новых технологий, Анна поражалась масштабам работы и ответственности Аркадия – этот маленький еврей в потертых вельветовых брюках был руководителем гигантского предприятия с какими-то многоэтажными ангарами-цехами, мощными сооружениями, непонятными высотными конструкциями и даже внутренней железной дорогой! В этих цехах и находились, наверно, те сверхсекретные ракеты, которыми он так гордился. И видимо, из-за них вся территория института была окружена глухим бетонным забором с козырьком из колючей проволоки и охранялась не простой милицией, а спецчастями по охране особо важных объектов. Немудрено, что КГБ и Министерство обороны хотели быть на двести процентов уверены в полной лояльности директора этого заведения… – Здравствуйте, Анна Евгеньевна, извините за опоздание. Анна подняла глаза. Олег Барский, явно усталый, в хорошем французском костюме, но в помятой рубашке и со сбитым набок галстуком, тяжело опустился на стул напротив нее. И тут же потянулся за меню, словно пытаясь спрятать в него свои усталые глаза. – Вы, я вижу, ничего не заказали. Официант! Нам, пожалуйста, две бутылки «Нарзана» и… – Он впервые посмотрел Анне в лицо. – Что будем пить? Коньяк? – Я не пью коньяк до обеда, – сказала Анна. – О да, конечно! – тут же поправился он и, надев очки, снова уткнулся в меню. – А что будем есть? Тут я вижу шашлыки «Арарат», цыплята-табака, осетрина на вертеле… Анна смотрела на него со всевозрастающим интересом. Занимаясь его биографией всю прошедшую неделю, думая о нем постоянно со страхом и ненавистью, она не могла не отметить, что вмеcте с этим в ней растет неподконтрольный женский интерес к нему, как к мужчине, олицетворяющем Власть и Силу. Но теперь этот «несгибаемый чекист» вдруг открылся перед ней нормальным, усталым мужчиной. Или это игра? Анна усмехнулась: – У вас был тяжелый день, Олег Дмитриевич? Он встрепенулся и, снимая очки, быстро спросил: – Что? Почему вы так решили? – Вы забыли, что мы уже обсудили меню. По телефону. И остановились на форели… – Ах да! Черт возьми! – Он отложил меню, сунул очки в карман, откинулся в кресле и шумно выдохнул воздух. – Вы правы, сегодня у меня тяжелый день. Но ничего, ничего! Анна видела, как усилием воли он берет себя в руки, и обратила внимание на то, как он быстро спрятал очки. «Комплексы у нас, – тут же с усмешкой подумала Анна, – очков стесняемся. Значит, все-таки есть слабое место у товарища полковника». – Голубчик, – вальяжно говорил между тем Барский официанту, – ну, салаты и закуску ты сам сообразишь, а на второе нам форель и бутылку «Твиши». Похолодней, конечно. – И, повернувшись к Анне, стал вновь тем светским львом, каким выглядел при первой встрече, сказал с улыбкой: – Жизнь чертовски великолепна, Аня, и полна сюрпризов! Вы не находите? – и предложил ей «Данхилл». «Нахожу, – подумала Анна, отказавшись от сигарет, – у меня для тебя тоже есть сюрприз». Но вслух сказала осторожно: – Смотря что вы имеете в виду… – Ну, мало ли! – тут же ответил он, словно именно этой реплики и ждал от нее. – Вот мы сидим с вами вдвоем в этом ресторане… Кто бы мог подумать, всего год назад… И вдруг Анна поняла, почему он выбрал «Армению». Конечно! Ведь именно здесь она бывала с Раппопортом чаще всего! Господи, какой мерзавец! Эти звонки домой, чтобы показать, что и дома, в своей квартире, она не может от них спрятаться! Эта «Армения» – чтобы даже этим расписным потолком давить на ее психику! Весь ее женский невольный интерес к Барскому как к мужчине разом улетучился, исчез, превратился в отвращение. Она сказала: – Олег Дмитриевич, я не буду обедать. У нас с вами деловая встреча, а не свидание. Вы хотели знать, не собирается ли мой муж эмигрировать в Израиль. Вот, пожалуйста! – И она вытащила из сумки и положила на стол черный маленький, величиной с книгу, магнитофон «Грюндик» – новинку радиотехники, которая в комиссионных стоила ее месячную зарплату. – Что это? – спросил Барский. – Это мой разговор с мужем по интересующему вас вопросу. Я записала нашу беседу без его ведома. Конечно, вы можете сказать, что мы это инсценировали. Но когда вы послушаете, то поймете, что И включила магнитофон. Сначала послышалось характерное шипение пустой пленки, потом невнятные голоса, затем рев грузовика и наконец радостный собачий лай и – одновременно – все приближающийся голос Аркадия Сигала: Звук открываемой дверцы машины, какая-то возня и снова голос Сигала: Барский сделал недовольный жест и хотел что-то сказать, но Анна упреждающе подняла руку, приказала негромко: – Слушайте! Даже по ее голосу можно было понять, с каким ужасом она это произнесла, словно отбрасывая себя в прошлое и представляя, сколько сил стоило ее мужу молчать почти год и делать вид, что ничего не случилось. Долгая пауза, хруст сухой прошлогодней листвы и каких-то веток под ногами, потом свист и голос Аркадия: Анна выключила магнитофон. – А дальше? – спросил Барский. – Дальше несущественно, я стерла. Вы удовлетворены? Вы получили ответ на все ваши вопросы, не так ли? – Ну, не на все… – Барский вдруг притянул к себе магнитофон и вытащил из него кассету. – Что вы делаете? – испугалась Анна. Он положил кассету в карман, потом посмотрел ей в глаза: – Ничего. Вот вы и начали работать для нас. Спасибо. И лишь теперь Анна с ужасом сообразила, в какую ловушку она сама себя посадила – она таки донесла в КГБ на своего мужа! И не только на мужа, но и на всех ученых, которые с ним работают! – Отдайте кассету! – сказала она глухо. Он молчал. Он смотрел ей в глаза и открыто, явно наслаждался ее испугом. Теперь она была в его власти! Он держал в руках вещественное доказательство ее предательства, слабости и измены и сотрудничества с КГБ. Но дело было даже не в этом. А в том, что он сломал ее морально, он заставил ее – Пожалуйста, отдайте… – попросила Анна, даже не предполагая, сколько чувственного наслаждения доставляет ему ее просительный тон. Конечно, будь на его месте любой иной офицер КГБ, он бы спокойно положил эту кассету в карман, зная, что отныне может легко шантажировать Анну и заставлять ее таскать для него каштаны из мира еврейских активистов и диссидентов. Но у Барского были совершенно иные планы. Ему не нужна была заурядная стукачка, действующая по принуждению. Улыбнувшись, он достал из кармана кассету и одним движением пальца послал ее по столу Анне. Так гроссмейстер со снисходительной улыбкой и даже удовольствием жертвует ладьей для будущего, но еще неизвестного противнику прорыва к ферзю. – Пожалуйста, Аня, – сказал он великодушно. – Раз вы просите. Там, кстати, и нет ничего ужасного. Все, что ваш муж говорит об ученых, мы давно знаем. Анна поспешно положила кассету и магнитофон в сумку. Она чувствовала, что и эта суетливость, и просительный тон ее, и даже великодушие Барского – все это неправильно, ужасно и будет, скорее всего, иметь для нее самые роковые последствия. Но она ничего не могла поделать с собой, ей хотелось немедленно, сейчас же сбежать отсюда и сжечь, уничтожить эту позорную кассету, словно ее никогда и не было. Она встала и сказала не поднимая глаз: – Я могу идти? – О, конечно, Анна Евгеньевна, – по-джентльменски поднялся Барский. – Если вы действительно торопитесь. Я вам как-нибудь позвоню. |
||
|