"Антон Томсинов. Одинокие в толпе " - читать интересную книгу автора

класса, как моя, я согласился, и разговор временно утих.
Я-то знал, что скорее всего он заказал в ресторанчике лишь стакан
горячей воды и ломоть хлеба - только чтобы его не выставили на улицу,
разрешили отдохнуть в общем зале. Но нельзя просидеть за таким "обедом"
целую ночь, и в конце концов старик был вынужден уйти. И тогда он
расположился недалеко от двери - там, куда не долетали разговоры
посетителей, но еще падал неровными кусками свет дрянных электрических
ламп, закрытых давно не мытыми колпаками толстого пластика.
Я протянул ему пакет с едой из своей сумки - до города оставалось
рукой подать, там я куплю себе свежей еды. Он не хотел принимать, уверял
меня, что не голоден, но рука его, которой он делал отрицательный жест,
предательски дрожала. Я пояснил, что дорожные запасы всё равно в городе мне
не пригодятся. Тогда он принял пакет и занялся его содержимым, пока я гнал
машину по дороге, ориентируясь лишь по бортовым приборам.
Вокруг всё было черным: дорога, бетонная ограда, земля за ней. При
свете дня я однажды проезжал здесь, но даже если бы и никогда не бывал,
безошибочно мог бы сказать, что земля вокруг черно-оранжевая, с пятнами
серых камней-валунов, что ограда - серая, кое-где потрескавшаяся, кое-где
развалившаяся и обнажившая стальные прутья. Всё же по большей части ограда
была цела. Черные хлопья пыли кружились вокруг, подобно мухам, вьющимся над
разложившимся трупом. Эти хлопья были едкими, как щёлочь, плохо отмывались
с металла и одежды, а если попадали на открытую кожу, то вызывали сильное
воспаление и нестерпимый зуд. На большой скорости они били в лобовое
стекло, словно камни. Из-за этой чёртовой пыли вне полисов очень быстро
темнеет - всего за полчаса от губительного солнца остаются лишь редкие
лучи, с трудом прорывающиеся сквозь чёрные облака.
После Апокалипсиса небо днём всегда раскалённо-белое, так что
приходится включать затемнение стёкол. Лишь иногда оно бывает тёмно-синим.
Родители говорили мне, что до Апокалипсиса небо порой сияло лазурью. Но нам
достался лишь синий цвет, да мы рады и ему - кто знает, что за небо увидят
наши дети.
Бортовой компьютер показал, что до города осталось 85 километров.
Я ошибся: старик оказался скучным собеседником. Так всегда бывает. Те,
кто в юности разрабатывают мозг и память, и в старости сохраняют ясность
мысли. Те же, кто развивает одни мускулы, обречены на старческое слабоумие.
Интеллект в конце концов всегда побеждает силу; интеллектуалы живут в
полном сознании и при трезвом уме дольше, чем служат мускулы тем, кто
предпочитал занятия с гантелями чтению книг или работе с компьютером.
Старик, конечно, вряд ли был когда-то "качком". Но ещё меньше он занимался
тренировкой ума. Его неразработанный мозг мог воспринимать лишь простейшие
фразы. Старик еще сохранил привычку к формальному общению, но вести связный
разговор ему было уже не под силу: сказывались возраст и нищенское
существование. Что ж, можно и помолчать, не впервой.
Расстояние до города продолжало неуклонно сокращаться. Мелькали цифры
на дисплее бортового компьютера: 50 километров... 45... 40... 20...

* * *

Вскоре показались огни. Их неровная цепочка и создавала иллюзию
горизонта. До этого я ехал в непроглядной, вязкой темноте, видя лишь