"Анатолий Томилин. Гаррис, который вернулся..." - читать интересную книгу автора

Известие о том, что через сутки связь с кораблем внезапно прервалась,
было воспринято всеми как величайшее несчастье. Люди горевали, жалея себя,
жалея неудавшуюся мечту, и требовали ответа у тех, кому верили. Эксперты
темнили, высказывали туманные предположения, советуя перейти на поиск
радарами дальнего обнаружения. Но экраны даже самых чувствительных
приборов оставались пустыми. Корабль точно растворился в космической
пустыне. Слабая надежда на то, что астронавтам пришлось включить мезонную
защиту, поглощавшую радиоволны, исчезла, когда прошли сроки контрольных
сеансов связи.
И тогда потребовалось забыть о неудаче. Газеты выбивались из сил,
изобретая сенсации дня. Слово "космос" было исключено даже из репертуаров
эстрады и варьете. Земля вернулась к очередным делам.
К концу года пропавший корабль вычеркнули из космического реестра. А в
течение второго забыли... Почти все... Шло время, оно требовало ежедневно
новых усилий. Прогресс ждать не мог...
И вдруг, когда, кажется, уже никто не ждал, с контрольной орбиты
открытым текстом пришла телеграмма. Возвращающийся звездолет просил
разрешения на посадку. Вот когда вслед за растерянностью пришло ликование.
Никто даже не обратил внимания на то, что сообщение с борта было подписано
только одним именем. Сам факт возвращения был победой.
Сорок восемь карантинных часов превратились в единый праздник.
Разобщенные народы почувствовали себя _землянами_ - членами одной семьи,
слившейся в круговороте счастья... Через двое суток, в шестнадцать по
Гринвичу, корабль приземлился на Аризонском космодроме. Радио и
телевидение, кинохроника и митинги разнесли имя героя, его образ по всей
планете.
Не было человека, который не радовался бы его возвращению.
Впрочем...


Третьи сутки в лаборатории исследовательского центра горит свет. Третьи
сутки ровно гудят трансформаторы, работая на холостом ходу. Щелкают реле,
отключая перегревающиеся приборы. Стрелки их долго вздрагивают, словно
недоумевают, почему медлит человек. Почему откладывает очередной
эксперимент, когда все готово?
Все в норме. Приборы имеют в виду, конечно, технологию. Остальным они
не интересуются. Автоматы лишены эмоций. Они слишком просты, чтобы уловить
настроение - "техническое состояние души" Главного Управляющего Автомата.
Так они между собой называют его - человека.
Впрочем, так ли все просто? Приглядитесь: взгляды разноцветных
сигнальных ламп насторожены. Черные стрелки совсем не так уж и неподвижны.
Они дрожат. Дрожат, чуть заметно отступая к последнему делению. К грани,
за которой прячется катастрофа.
Может быть, автоматы лишь на минутку примолкли, тесно обступив длинный
лабораторный стол и ждут... Чего? Знают ли они сами, затихшие, как
затихала перед развязкой толпа, заполнявшая древние трибуны Колизея?..
За столом - женщина. Она не ждет ничего. Просто сидит уронив голову на
руки. Лоб - в ладонь. Темные волосы выбились из-под белой лабораторной
шапочки. Рассыпались, отструились... Ничего не ждет? Но почему тогда
скользит по бумаге карандаш, выписывая бесконечные спирали; одна