"Николай Владимирович Томан. Если даже придется погибнуть (Приключенческая повесть) " - читать интересную книгу автора

Вспомнился подполковнику Лазареву и другой разговор. Он произошел
спустя примерно год после того, как Грунина пришла в его отдел. К тому
времени он имел возможность оценить и характер ее, и деловые качества. Ничто
уже не составляло для него загадки, все было ясно, поэтому он не задал ей
вопроса: почему пошла она на оперативную работу в органы дознания, а не в
следственный аппарат? Спросил ее о другом:
- Скажите, Татьяна Петровна, как родители отнеслись к вашему решению
работать инспектором?
- Это вы потому, что работа в органах дознания - не женское вроде
дело? - усмехнулась Татьяна.
- Не совсем. Работа следователя тоже ведь не очень женская...
- Однако интеллигентнее вроде, - досказала за него Татьяна.
- Я этого не считаю... - попытался возразить ей Лазарев.
Но она снова перебила его:
- Мои родители тоже этого не считали. Их беспокоило другое, особенно
маму, - справлюсь ли я с этим "не очень женским делом?" Но мне даже отвечать
ей не пришлось. За меня ответил папа. "Как вот я представляю себе работу
теперешних органов дознания, - сказал он маме. - Для них, по-моему, важна не
столько мускулатура, сколько хорошая голова. Я бы даже сказал - спокойная,
трезвая голова, умеющая быстро все схватить, взвесить и рассудить. Так ведь
все это у нашей Тани есть. А схватываться с преступниками врукопашную ей
вряд ли придется. Ты же читаешь иногда Жоржа Сименона, запомнился ли тебе
хоть один случай, чтобы его прославленный комиссар Мегрэ боролся или хотя бы
стрелял в кого-нибудь?.." - "Но ведь пистолет-то ей, наверное, выдадут?" -
перебила отца мама. "Выдадут, но лишь на всякий пожарный случай, как
говорится", - рассмеялся папа".
Вспомнив теперь этот давний разговор, подполковник Лазарев невольно
улыбается, прикрывая лицо страничками доклада Груниной. Торопливо прочитав
сжато изложенные соображения Татьяны, он сдержанно хвалит ее и спрашивает:
- А о применении на допросах диктофона почему не упомянули?
- Об этом вы сами высказали много интересных мыслей, и я полагала...
- Э, какие там интересные мысли! - пренебрежительно машет рукой
Лазарев. - Эти мысли, как говорится, витают в воздухе. Ну да ладно, это я
сам потом добавлю. Теперь о причине вашего плохого настроения...
- А точнее, озабоченности, - поправляет его Татьяна. - Вы помните дело
об избиении Глафиры Бурляевой?
- Дознание по которому производили вы? Но ведь оно завершено, и муж
Бурляевой осужден.
- Однако я, как вам известно, не была убеждена, что последнее избиение,
в результате которого Бурляева попала в психиатрическую больницу, - дело рук
ее мужа. Да, он бил Глафиру, это засвидетельствовано ее соседями по
квартире, но так зверски избить ее он все-таки не мог.
- Опять вы за своё...
- Да, я опять за своё, Евгений Николаевич! Называйте это как угодно -
хоть "чистой интуицией", но я убеждена, что избил Глафиру не Бурляев, а
кто-то другой.
- В его присутствии?
- Да, скорее всего, в его присутствии.
- Почему же тогда Бурляев взял всю вину на себя?
- Потому, видимо, что того, кто избивал в этот вечер его жену, и он, и