"Йозеф Томан. Калигула, или После нас хоть потоп " - читать интересную книгу автора

алчность, публика лопалась от смеха и, узнав, кричала: "Авиола!"
Оскорбленный сенатор добился от претора за мешок золотых изгнания Фабия.
Луций подумал: "Второе изгнание. Он наверняка задел самого императора.
Как не похожи люди! Сиракузский дуумвир Арривий, из сенаторской семьи, вот
он должен бы ненавидеть Тиберия, а до смерти будет преданным слугой
императора. Этот же презренный комедиант отваживается на такое перед целой
толпой". Луций слыхал и раньше о том, что память о республике живее среди
плебеев, чем среди аристократов.
Он придвинулся к актеру и спросил:
-- Ты республиканец?
Актер изумился.
-- Республиканец? Я? Нет.
"Боится", -- подумал Луций и добавил: -- Говори же. Тебе нечего меня
бояться.
-- Я не боюсь, -- ответил Фабий. -- Я говорю правду. Зачем мне быть
республиканцем? Я простой человек, мой господин.
-- Тебе не нужна республика? Ты любишь императора?
-- Нет! -- выпалил Фабий. -- Но к чему все это? Я актер, мне ничего не
нужно, только...
-- Только что?
Фабий страстно договорил:
-- Я хочу жить и играть, играть, играть...
Луций посмотрел на него с презрением. Играть и жить! Это значит
набивать брюхо, наливаться вином, распутничать с какой-нибудь девкой и
разыгрывать всякие глупости. Вот идеал этого человека. Скотина! Ему
следовало остаться рабом на всю жизнь! Фабий сразу упал в глазах Луция.
Сброд! Луций гордо выпрямился, отстранил актера и пошел в свою каюту.
перешагивая через спящих людей. Он испытывал презрение к этому человеку
без убеждений, который за подачку готов продать душу кому угодно. Под
мостиком рулевого он заметил Гарнакса, который храпел, лежа навзничь.
Рядом с ним спала Волюмния. Воистину из одних мошенников и шлюх состоит
весь этот актерский сброд.
Луций улегся на ложе. Он прогнал свои опасения, вспомнив, как Нептун
принял его жертву -- фигурку Астарты. Он развернул свиток стихов Катулла
-- столько раз он читал их вместе с Торкватой. она так любила их, и начал
читать.

Нет, ни одна среди женщин такой
похвалиться не может
Преданной дружбой, как я,
Лесбия, был тебе друг.
Крепче, чем узы любви,
что когда-то двоих нас вязали,
Не было в мире еще крепких
и вяжущих уз.
[Перевод А. Пиотровского (Катулл. Тибулл. Проперций. М., 1963).]

Луций усмехнулся по поводу своей верности. Неважно, ведь всегда так
бывает. Торквата -- его будущая жена, и если он будет от нее уходить, то
будет и возвращаться. Потому что она принадлежит ему, как дом, сад,