"А.Н.Толстой. Странная история (Из "Рассказов Ивана Сударева")" - читать интересную книгу автора

это Петр Филиппович так убежденно, что она оборвала и затихла.
На другой день пришли грузовики с немцами уже не в шлемах, а в
пилотках. Офицеры заняли хороший, под железной крышей, отцовский дом Петра
Филипповича, что стоял через улицу, наискось от избенки, в которой он жил
сейчас; солдаты разместились по избам. Еще за несколько дней до этого почти
вся молодежь - девушки и пареньки-подростки - скрылись из села: кто-то их
сманил. Немцам это очень не понравилось. На дверях комендатуры и у колодца
они наклеили объявление, - на двух языках, на хорошей бумаге, - правила
поведения для русских, с одним наказанием - смертней казнью. Потом начались
повальные обыски. Перепуганная Прасковья Савишна рассказала, что есть у них
один солдат - специалист по отыскиванию спрятанных поросят: тихонько зайдет
на двор и начинает похрюкивать, и - не отличишь, хрюкает и слушает.
Действительно, на нескольких дворах ему откликнулись поросята, а уж так-то
хорошо были спрятаны на чердаке... Уж так-то эти бабы потом плакали...
Немцы отбирали все, обчищали избы догола. Прасковья Савишна изныла, таская
по ночам носильные вещи из сундука в подполье, оттуда - в золу, в подпечье
или еще куда-нибудь. Наконец Петр Филиппович закричал на нее, затопал
ногами: "Сиди ты спокойно или уйди, умри где-нибудь, сгинь!.." Дом их был
будто под запретом, его обходили. Наконец явились двое с винтовками. Петр
Филиппович надвинул на глаза каракулевый, еще отцовский, картуз и спокойно
пошел между солдатами. У крыльца комендатуры он остановился и посмотрел,
как длинный, в очках, вполне интеллигентного вида немец, подтащив к себе
круглолицую девочку лет четырнадцати, обшаривал ее и щупал; она испуганно
подставляла локти, шептала: "Не надо, дяденька, не надо". Он притиснул ее
между колен и большими красными руками сжал ей грудь. Она заплакала. Он
толкнул ее в затылок, - она споткнулась, пошла; он поправил очки и взглянул
на Петра Филипповича, - не в лицо, не в глаза, а выше.
- Это и есть Петр Горшков? - спросил он, несколько задыхаясь.
Вслед за длинным немцем Петр Филиппович вошел в дом, где он родился,
вырос, женился, похоронил отца, мать, троих детей; дом этот всю жизнь висел
на нем, как лихо одноглазое на мужике, вцепившись в горб. Стены были
свежепобелены, полы вымыты; в комнате - в три окна - пахло сигарами; здесь
в прежние времена по большим праздникам семья Горшковых садилась за стол.
Второй немец, осторожно положив перо, взглянул на вошедшего Петра
Филипповича также выше головы и сказал по-русски:
- Снять картуз и сесть на стул у двери.
Этот немец был хорошенький, с темными усиками, с блестящим пробором;
на черных петлицах - серебряные молнии (которые в древнем, руническом,
алфа-гите обозначали буквы "с" и "с", а также главные атрибуты германского
бога войны - Тора).
- Ваша биография нам известна, - заговорил он после продолжительного
молчания, - вы были врагом советской власти, таким, надеюсь, продолжаете
оставаться. (Петр Филиппович, с картузом на коленях, выставив бороду,
глядел на господина офицера блестящими точками сквозь морщинистые щелки.)
Что мы хотим от вас? Мы хотим от вас: полного осведомления о населении и
особенно о связи с партизанами; чтобы вы заставили население работать;
русские не умеют работать; мы, немцы, этого не любим, - человек должен
работать от утра и до ночи, всю жизнь, иначе его ждет смерть; на моей
родине, у моего отца, есть маленькая мельница, на ней работает собака, -
она день и ночь бегает в мельничном колесе; собака умное животное, она