"Владимир Александрович Толмасов. Соловецкая повесть " - читать интересную книгу автора

не сказал, куда наступать-то.
А службу Гришка Косматый, несмотря на свои крамольные мысли, нес
исправно. С ног сбивался, обучая ратников воинскому делу, проверял
сторожи в лютые холода, сутками не слезал с саней, развозя воеводские
депеши, и, пугая приказчиков царским гневом, ухитрялся из-под земли
доставать и порох, и свинец, и харч. При этом отлучался надолго, и
никто не знал, куда он ездит. Даже воевода не мог от него толком
ничего добиться.
Было у Гришки два-три стрельца подручных, но и те о своих
поездках не распространялись. Один из них, Федька Тюрин, чистый
медведь, привязался к Гришке и не отставал ни на шаг. Другой, Данила
Крутилин, умел сквозь землю видеть на три аршина и уж не пропускал
тайных приказчиковых запасов. Пытались любопытные споить их, чтобы под
хмелем все выведать, но это оказывалось невозможным. Первыми валились
под стол угощающие, а Данила и Федька допивали остатки и уходили.
Перед воеводой Гришка отчитывался аккуратно, не воровал, не
мошенничал, и потому махнул на него Ожеров рукой - дело делает и
ладно. По просьбе воеводы Гришка исхитрился даже в монастырь однажды
съездить. Ожеров просил игумена послать ему соли да муки.
По такому случаю отец Варлаам призвал келаря. Тот долго сидел,
считал, глядел в потолок, воздыхая тяжко; потом оба вместе дышали так,
словно телегу в гору тащили и, наконец, отвалили воеводе вдвое меньше
того, что испрошено. Только Гришка - не дурак, возьми и брякни, что
воевода на эту муку всю воинскую ораву прокормить не сможет и, будучи
мужиком настырным, отправит стрельцов в монастырь на шею игумена, а
сам останется с ратниками и станет жалиться самому царю на соловецкое
начальство.
Проверить Гришкины слова в ту пору было никак нельзя, но игумен
познал нрав Ожерова и в том, что говорил Гришка, сомневался мало. Для
виду опять позакатывал глаза, покрутил пальцами на брюшке, вздохнул
еще раз и выдал нужное. Гришка уехал, и ни одна душа не знала бы, что
на санях у него лежала лишняя поклажа, и что перед отъездом имел
Гришка тайную беседу с десятником Прокофием Горбовым в караульной
избе, кабы не дырки в стене той караульни. Но известно, что дырки сами
собой не появляются в новых-то стенах.
С Гришкиным приездом монастырь не то чтобы проснулся, а так,
повел ухом, будто медведь в зимней берлоге, и поворочался лениво,
устраиваясь поудобнее. Пятидесятник пробыл недолго и вскоре уехал с
припасами. А это означало, что до лета, слава тебе, господи, воеводу
не ждать.
Полновластным начальником монастыря и порубежной крепости снова
оставался отец игумен. Был он весьма горд оказанной милостью царской,
которая настоятелям других монастырей и не снилась. Все стрельцы,
ратники и работный люд острова перешли под его начало, и мог он теперь
чинить суд и расправу, взыскивать, казнить и миловать.
Одно сильно беспокоило старца. Государев указ предписывал ему в
случае нападения врагов на монастырь оборонять его всячески, а по сему
быть настоятелю единовременно военачальником всего воинского
гарнизона. Когда отец Варлаам вспоминал о такой милости, становилось
ему не по себе. О воинском деле он, конечно, не имел никакого понятия: