В БУХТУ СМОТРЯТСЯ ЗВЕЗДЫ

Слепой мрак поглотил все пространство, и только узкий треугольник, в котором сияли еще бесконечно далекие звезды, остался от мира. Яркая и потому казавшаяся одинокой звезда сверкала в вершине треугольника. Дима смотрел на нее не отрываясь; ему казалось, что она погаснет, как только он перестанет на нее смотреть.

Но внизу, куда Дима не смотрел, что-то происходило: там рождались красные искры, взлетавшие вверх и угасавшие, не долетев до звезды. Желание узнать, что там происходит, неудержимо росло, пересиливая опасение, что погаснет одинокая звезда, и Дима наконец оторвал от нее взгляд и посмотрел в основание треугольника.

Там был человек. Он сидел, одинокий и неподвижный, и багровое печальное пламя колыхалось перед ним.

Родился звук. Дима не мог отдать себе отчет в его характере и происхождении и воспринял его отвлеченно, только как нарушение тишины. Но человек зашевелился и стал вдруг похож на… Федю!

Дима понял, что он уже проснулся и смотрит в треугольный вырез палатки, а человек — это Федя, и он с какой-то непостижимой безуспешностью воюет с костром— собранные им головешки тотчас же рассыпаются, и костер разваливается снова и снова…

Дима выбрался из палатки.

Что ты тут возишься? — спросил он тихо.

Я тебя разбудил?.. Понимаешь, чертовщина какая-то… Сперва все было хорошо, а теперь — смотри, что получается… Надо же было придумать — развести костер на бугре!

На бугре?

Ну да… Разве здесь что-нибудь удержится?

Действительно, под костром был бугор. Самое удивительное, что он словно бы увеличивался! Дима протер глаза, но бугор все-таки продолжал расти.

Появился капитан.

Ни Дима, ни Федя не видели, чтобы он выбирался из палатки: может быть, его там и не было и он не спал в эту странную ночь?..

— Что тут у вас?..

Светало. Ночь растворялась в чистый и прозрачный полусумрак, костер потух, и только отдельные угли светились еще, подергиваясь пеплом.

Валя, разбуженная голосами, присоединилась к друзьям.

Все четверо стояли, ошеломленные невероятной картиной: бугор вспучивался, одновременно распространяясь в ширину… Вот и край палатки шевельнулся и приподнялся. Узкая, ломающаяся трещина пересекла растущий холм, тотчас появилась вторая, третья… Послышался негромкий треск разрываемых корней, шелест сдвигаемой земли. Темный красновато-бурый купол поднимался из недр разорванного, как лопнувший пузырь, холма.

— Так это… — закричал Федя, — знаете, что это! Гриб!

Да, Федя не ошибся — темный купол был всего лишь шляпкой гриба… Правда, гриб этот был чудовищно велик, но только этим и исчерпывалась необычность происходящего, по существу же все было естественно и просто: вырос гриб.

Над озером, скользя по поверхности, поднимаются струйки пара, кружатся невысокими спиралями, стелятся тонким облаком. Облако расширяется, выходит на берег, обволакивает деревья, проскальзывает в лес. Шапка гриба исчезла под ним. Деревья растут будто прямо из тумана.

— Сегодня ночью я, кажется, разгадала, что на камне… — тихо сказала Валя.

Как это они забыли об удивительной находке? Весь вечер допоздна говорили о ней, стараясь разгадать тайну иероглифов, и вдруг — забыли! Из-за гриба, конечно. Больно невероятно возник этот гигант! Вот его купол появляется уже над туманом…

Ослепительно яркие стрелы пронзили листву, туман быстро рассеивался. Лес наполнился свистом, щелканьем.

Капитан пристально посмотрел на девочку.

— Разгадала, говоришь? У меня тоже есть кое-какие соображения… Пойдем сверимся.

Камень от росы казался матовым, в вырезах рисунка — капли.

Так что же это, по-твоему?

Это… — Валя привычным движением откинула со лба прядь волос, закусила губу. — Рисуночное письмо!

Думаю, что ты права. Это так называемое идеографическое письмо. Древнейший вид письменности. Здесь нет ни букв, ни других грамматических знаков — идеограмма передает не звук, не слог и даже не слово, а понятие, мысль. Так что же ты здесь прочла?

Это вот, внизу — волны, океан… На нем — остров. Слева — молодой месяц, справа — месяц в последней четверти… Это — начало и конец… Так? — Валя подняла глаза на капитана. Он кивнул несколько раз:

А волнистые линии?

Течет вода… Бег времени!

Черточка?

Понял!.. Ей-богу! — Федя подпрыгнул и, сильно оттолкнувшись, сделал классическое сальто-мортале. — Димка, а ты понял?

Гладкая поверхность камня словно бы ожила — рисунок рассказывал простую и печальную повесть…

Интересно, когда все это было?

Друзья, мы отыщем следы этого человека. Во что бы то ни стало! Это наш долг!

Свинцово-серым хищным корпусом «Фэймэз» рассекает волны Индийского океана. Скалистый берег далекого острова встает на горизонте. В средней надстройке матросы ремонтируют временно заделанные во время шторма повреждения.

На мостике — трое. Рядом с сутулым капитаном Клайд Годфри кажется невысокого роста. Зато его лицо — розовое, с аккуратно подстриженными усиками — в сравнении с желтыми впалыми щеками и острыми скулами Уэнсли выглядит еще более цветущим. Третий — Том Кент. Его не узнать — светлый тропический костюм, ярко-лиловая в крупную клетку сорочка, в золотых зубах — сигара… И только глаза — бесцветные, блуждающие глаза арестанта, которого еще так недавно привели к шефу…

Клайд взглянул на Кента, затем — на капитана. Указал на горизонт:

— То. что нам надо?

Уэнсли не ответил — скупо кивнул головой. Подошел к машинному телеграфу, переставил ручку на «Средний вперед». Зазвенел звонок, стрелка показала: «Команда принята».

Клайд снова посмотрел на Кента. Брезгливо скривил рот:

А вы опять нализались!.. Я же вам приказал…

Что вы, сэр! — стеклянные глаза забегали. — Только самую малость: стаканчик «Уайт хорс» с содовой… По случаю благополучного, так сказать, прибытия… Не извольте беспокоиться — Том Кент не подведет!

«Фэймэз» на малых оборотах обогнул западное побережье острова. За четырехугольным мысом он проскользнул в тесную расщелину и бросил якорь в крошечной бухте, окруженной отвесными скалами. Лишь в одном месте они словно бы нехотя расступились, образуя узкий коридор. Сюда и подошла шлюпка с двумя пассажирами.

Годфри и Кент спрыгнули на берег. Матрос передал им автоматы, рюкзаки, багром оттолкнул лодку. Годфри взглянул на часы — 9.07…

По крутому подъему, заваленному валунами, осыпями галечника, поднялись на береговой хребет. Том Кент грузно опустился на камень, открытым ртом судорожно ловил воздух… Знаком показал: постойте.

— Меньше бы лакали виски! — буркнул Клайд, осматриваясь. Достал карту, сверился с местностью: внизу, за хребтом — долина, ее полукругом замыкают холмы. За ними — горы… — Туда, что ли?..

Кент кивнул. Махнул рукой на юго-восток. Немного отдышавшись, встал.

Будь я проклят во веки веков!.. Вы забываете, что мне не тридцать пять лет! Куда гоните?.. Можете быть уверены — я туда тороплюсь не меньше вас…

Ну как, пришли в себя? — Не дожидаясь ответа, прыгая с камня на камень, Клайд начал спускаться к долине.

Стойте!.. Туда нельзя. Трясина, засосет… Клайд остановился:

Чего же вы молчали, черт вас возьми!

Кент перебросил через плечо автомат, огрызнулся:

— А почему я должен был вам об этом говорить? — Он вынул из кармана стеклянный тюбик, постукивая пальцем, вытряхнул на ладонь пилюльку, слизнул. — Нам нужно вон к тому холму, что похож на морскую черепаху… По прямой меньше двух миль, но придется обходить по скалам… Вон до того пика. Только там можно пройти… Мили четыре будет.

Часа через полтора, не обменявшись в пути ни словом, Годфри и Кент взбирались по склону базальтового утеса. Примерно на середине Кент остановился:

— Отсюда можно уже спускаться в долину!.. Вот только передохну… Л сверху вид — красота!..

Клайд поднялся на вершину. Взглянул вниз — по телу пробежали мурашки: метров двести, не меньше… Острые скалы торчат из воды, рассыпаясь белой пеной, бьется прибой… Он достал сигарету, глубоко затянулся. Медленно повернулся, посмотрел направо и… мгновенно присел. Отбросил сигарету, схватил бинокль: в круглой бухте стоял белый корабль. На мачте развевался красный флаг!..

— Damned! Этого только не хватало! — Он снова присел — бухта исчезла. — Какое может быть расстояние?.. — Мысленно прикинул. — По прямой километров семь — восемь…

Сидя на обломке скалы, Кент не отрываясь смотрел на холм. Вход в лабиринт отсюда не видать — он на южной стороне А там… Там — алмазы! Много алмазов… Старика уже давно нет, лежит где-нибудь его скелет… Но этот чертов Годфри — не зацапает ли он все алмазы себе?..

Том поднял голову": придерживаясь за выступы в скалах, Клайд быстро спускался… Вот что он сделает: сразу проведет Клайда в лабораторию… Сразу же! И пока тот будет осматривать ее, он сумеет спрятать несколько камней… Покрупнее. Не станут же его обыскивать? — Том судорожно ухватился за автомат. — А вдруг кто-нибудь уже побывал в пещере?..

*

Часы показывали девять ноль семь.

— Ого!.. Сегодня мы задержались, однако… — Мореходов осмотрел место стоянки: костер потушен, все прибрано. — Ничего не забыли?

Вынув из планшета рисунок с наброском местности, капитан в центре овала, изображавшего озеро, поставил жирный вопросительный знак, а рядом — две «галочки»…

Четверо путешественников углубились в чашу.

Лес еще кое-где курился туманом, влажная трава казалась жесткой, нехотя расступалась под ногами. С потревоженных веток срывались крупные капли. Шли, как и вчера, часто прорубая себе дорогу. Снова начался подъем.

— Что это?

Откуда-то слева доносился треск ломающихся веток. Будто крупное животное шло через лес напролом… Капитан огляделся: в нескольких шагах в зарослях высоких папоротников лежал толстый ствол упавшего дерева.

— Туда!.. Приготовить карабины!

В просветах между деревьями промелькнула высокая тень, за ней — вторая… Жирафы? Откуда они здесь?

Странные животные приближались, легко прокладывая себе дорогу сквозь густой подлесок… Вот они: маленькая плоская головка с коротким клювом метрах в пяти над землей! Длинная шея в высоком пушистом воротнике шалью; массивное туловище с черным опереньем, короткий покатый хвост, несоразмерно крупные ноги… Смяв сильной трехпалой ногой куст тодэи, первая птица остановилась. Замерла и вторая…

Федя осторожно высунулся, поднял кинокамеру. Капитан нажал спуск своего «Киева», быстро перевел кадр, щелкнул еще раз.

Пернатый исполин встревожено покрутил головой, издал тихий щелкающий звук и резко повернулся… Сминая кусты, обе птицы скрылись за деревьями.

Капитан, это страусы?

Страусы?.. Нет, друзья, уж больно велики… Да и что здесь делать страусам? Они живут в степях да пустынях. — Мореходов убрал аппарат, застегнул чехол. — Это… это могут быть только моа! Какой сюрприз для орнитологов!.. Право, из-за одной этой встречи можно было бы предпринять несколько кругосветных путешествий!..

Медленно поворачивая бинокль, Клайд Годфри оглядел лежащую перед ним равнину, лес, холмы, горы на горизонте: ничего подозрительного.

Ноги по колено увязают в мягкой траве. Клайд ступает точно на след Тома. Только опытный взгляд заметит, что тут прошел не один человек.

К холму подошли с юго-западной стороны. Здесь он суживался, образуя как бы голову черепахи, высунувшуюся из-под панциря. Впрочем, вблизи сходство с черепахой исчезло. К юго-востоку на дне долины метрах в пятидесяти протекала река.

У основания красноватого скалистого склона зияло узкое отверстие, соединявшееся наверху двумя дугами в виде готической арки. Оттуда тянуло прохладой. Покатая площадка, поросшая серым мохом, ступенями спускалась в долину.

Около входа Годфри не заметил никаких следов. Движением головы указал на знаки, выбитые на камне:

— Его работа?

Кент молча пожал плечами.

Годфри достал фонарик. Узкий луч метнулся в темноту, пробежал по стенам, низкому неровному своду, в глубине коридора едва различимым пятном уперся в стену. Клайд потушил фонарь.

— Там поворот?

Кент выразительно свистнул:

Первый… Их там хватает!.

Послушайте, Кент, а вы действительно помните дорогу? Не запутаетесь?

Не беспокойтесь, сэр. Старик, правда, ходил другим путем, совсем коротким, но я никак не мог его запомнить, там же ни черта не видно… Как-то раз я проплутал полдня. Будь я проклят во веки веков, думал — погиб. Сам бы и не выбрался, да старик меня отыскал. — Кент повернул голову, сплюнул. — Тогда…

Перестаньте плеваться!

Извините, сэр. Привычка…

Так как же с дорогой? Только короче.

Слушаюсь, сэр… Тогда старик показал мне другой путь. Длиннее, но зато надежнее… Совсем надежный. Тот, о котором я говорил шефу: нужно идти, не отрывая правой руки от стенки. С тех пор я всегда так ходил и не плутал.

И как долго вы шли?

— Минут тридцать, сорок… У меня тогда часов не было.

Из верхнего бокового кармана Том вынул сигару.

Спрячьте вашу «гавану»!

Но, сэр, я хочу курить…

Извольте выполнять приказания!.. Хватит и плевка. Может, по-вашему, нам здесь и визитные карточки оставить?

Клайд поднял бинокль, еще раз оглядел долину.

— Ведите!

За поворотом галерея резко пошла вниз. Сводчатый потолок уходил вверх. Галерея вливалась в довольно обширный зал. На плане он походил бы на паука: его ногами были коридоры, расходившиеся в разные стороны. Клайд их насчитал восемь. Посредине зала, напоминая небольшую трибуну, лежал крупный осколок скалы. Над ним огромными клыками свисали две остроконечные глыбы.

Не отнимая руки от стены, Кент сказал:

— Пойдем, что ли?..

Клайд не удостоил его ответом: он внимательно осматривал пол, выискивая хоть какие-нибудь— следы… Но на неровных камнях, испещренных трещинами, ничего нельзя было заметить.

Свернули в узкий коридор. И сразу же снова свернули вправо. Затем влево. Вышли в небольшой зал… Темные тряпки гроздьями свисают с потолка. Клайд догадался: летучие мыши… Сколько их здесь? Сотни? Тысячи?

Галереи змеились, вытягивались, заворачивались в спирали, раздваивались… Вначале Годфри старался запомнить дорогу, но скоро убедился в полной бесполезности этой затеи. Клайд неоднократно замечал, что они возвращались по тому же коридору, по которому только что прошли: вон этот острый камень с тремя поперечными выступами — минут пять назад они прошли мимо него. Теперь он на другой стороне. А это? Тьфу, черт, да это снова зал с летучими мышами!.. Настойчиво придерживаясь правой рукой стены, Кент повторял все изгибы лабиринта.

— Какого дьявола вы так крутите? Не проще ли было бы срезать этот угол?!

Не отпуская стены, Кент остановился.

— У меня, сэр, тогда не было фонаря. Я шел на ощупь. И я думаю — лучше сделать несколько лишних шагов, чем запутаться в этой чертовой пещере!

Внимание Годфри притупилось, он перестал считать повороты, запоминать приметы… Сколько времени они идут? Сорок восемь минут. Значит, скоро конец…

Но бесконечные галереи следуют одна за другой. Они то суживаются, то расширяются. Сверху глыбы то нависают так низко, что, кажется, вот-вот обвалятся, то взмывают так высоко, что луч фонаря едва достает их… Шаги гулко отдаются под высокими сводами… Прошел уже час. И еще двадцать минут. Клайду начинает казаться, что Кент идет, как во сне… В его движениях какая-то неуверенность, он спотыкается, порой почти останавливается…

— Damned! Что с вами?!

Кент не ответил. Он прислонился плечом к холодному камню, судорожно вытащил тюбик с лекарством, дрожащими влажными пальцами достал пилюлю…

Где же лаборатория? Никогда он не шел так долго… Или просто он был тогда моложе….Или… Нет! Он ни на секунду не отрывал руки от стенки… Не отрывал, черт возьми, не отрывал!.. А может, это дух умершего старика нарочно запутывает их… не пускает к алмазам?.. Холодная испарина покрыла лоб. Тыльной стороной ладjни вытер ее, снова зашагал. Сзади ненавистные шаги Годфри. Кент чувствует его взгляд на своем затылке.

•Еще один поворот. Что это — ему показалось?.. Свет!

Но Клайд с фонарем уже появился из-за поворота за спиной, и снова впереди ничего не различить.

Не отпуская стены, Кент обернулся, прохрипел:

— Потушите фонарь!

Постепенно глаза привыкли к темноте:

— Видите?!

Впереди, на выщербленных камнях, лежала едва заметная полоска света. Кент облегченно перевел дыхание:

— Лаборатория!.. Уф!.. А я уж испугался — не сбился ли…

Свет становился все яснее, уже можно было различить тускло освещенные стены… Поворот…

— Проклятье!.. Куда вы меня привели?!

В обширном зале с высокого потолка угрожающе свисали два каменных клыка. Свет проникал из первой галереи направо. Клайд ринулся туда… Конечно, это тот самый первый коридор! Навстречу широким потоком лился дневной свет… Вот и арка!.. Они два часа кружили и пришли к тому же месту, где вошли в лабиринт!

Тяжело дыша, подошел Кент:

— Будь я проклят во веки веков, если я что-нибудь понимаю…

Побледневший от ярости Годфри схватил Кента за ворот рубашки, швырнул на землю.

Было уже далеко за полдень, когда наши друзья — мокрые, усталые, искусанные мошкарой, выбрались к отвесному берегу узкого фиорда… Более трех часов, часто по пояс в воде, под оглушительное пение цикад пробивались они через сплошное переплетение хвойных, лавровых, буковых деревьев, пальм, бамбука, папоротника, камыша, кустов, травы, бурелома… И все это накрепко перевязано, скручено, обвито тысячами лиан всех видов и цветов…

Привал устроили прямо на скалах. Закусив, немного обсохли, отдохнули и двинулись дальше вдоль залива… После джунглей идти по острым скалам, перепрыгивать с камня на камень казалось сущим пустяком. Фиорд доходил почти до самого хребта, пересекавшего остров по диагонали. Здесь он поднимался гладкой стеной, к основанию которой примыкала пологая равнина. Примерно в двух километрах к югу горный массив как бы раскрывался, образуя широкий проход с отлогими склонами. Капитан взглянул на часы.

— По моим расчетам, до бухты километров десять— пятнадцать.

Но путешественников ожидало новое препятствие: перевал был уже совсем близко, когда впереди что-то заблестело, донесся шум падающей воды. Прямо из-под горы выбивалась река. Быстрая и глубокая, образовывая цепь небольших озер, она каскадами спускалась в глубокий каньон.

Боюсь, что здесь не пройдем! — Дима палкой пытался достать дно реки. Сильным течением палку сносило в сторону. — Глубина не меньше двух метров. А холодная!..

Мда!.. — Капитан осматривал скалистую стену. — Подняться здесь тоже вряд ли удастся…

Федя на глаз прикидывал расстояние до другого берега: метров десять… Деревья — есть. Он взглянул на капитана;

— Давайте так: я обвяжусь веревкой. Вы будете здесь меня держать, а я переплыву… И тогда устроим навесную переправу…

Капитан потрепал Федю по плечу:

— Молодец! Только это — в крайнем случае. Видишь, до первого порога — не больше тридцати метров. При таком сильном течении вряд ли можно успеть переплыть. Снесет… Но если другого выхода не будет… А пока — пойдем вдоль каньона. Может, найдем более удачное место или даже брод.

Минут двадцать шли, зорко высматривая, где бы переправиться. Федя и Дима, прибавив шагу, опередили друзей, скрылись в небольшой роще. Но вот они снова появились, замахали руками:

— Мост! Висячий мост!

За рощей река резко поворачивала на север. Ущелье сужалось до пяти-шести метров. Через него был переброшен навесной мост: два толстых бамбука с прикрепленными к ним поперечинами из расщепленного букового ствола полутораметровыми петлями ломоноса были соединены с перилами из туго переплетенных лиан. Перила, в свою очередь, были привязаны к деревьям по обеим сторонам каньона.

Мост был построен давно: доски и лианы во многих местах прогнили, больше половины петель порвано, обрывки свешивались вниз. Не хватало и многих поперечных досок.

Мореходов потянул лиану. Что-то треснуло, посыпалась труха…

— Старик еле-еле держится, вот-вот рухнет. И все же придется попытаться. Будем переходить по одному. Федя, обвяжись веревкой: ты пойдешь первым. За тобой — Валя, за ней — Дима.

Осторожно ступая, стараясь не касаться гнилых перил, Федя переходил через ущелье. Мост прогибался, раза два что-то хрустнуло… Внизу, метрах в трех, бурунами мчалась река. Не дыша, друзья следили за каждым шагом товарища, постепенно отпуская веревку…

Мост пройден. Федя весело махнул рукой, привязал страхующую веревку к дереву. Теперь переправа стала намного надежнее.

— Все в порядке. Валь, давай! Только смотри — там не хватает двух досок.

— Валя вступила на мост, дошла до середины и вдруг остановилась:

— Здесь что-то нарисовано!.. Ноги, стрелы, глаз… Раздался треск. Доска, на которой стояла Валя, переломилась.

— Не останавливайся! Вперед!

Валя тоже благополучно перебралась, обернулась крикнула:

— Я запомнила… Сейчас нарисую! Капитан помогал Диме обвязываться веревкой:

— Ты тоже не останавливайся. Попробуй запомнит! рисунок и — ладно… Потом сравним!

Последним через мост перешел капитан:

— А ну, кто что запомнил?

Все три рисунка были совершенно одинаковы.

— Каково мнение команды?.. Здесь как будто все ясно.

Возражений не было. Но в каком месте спускаться?

— Мне кажется, что лучше всего здесь. — Дима указал под мост, где поросший осокой склон образовывал несколько ступенек. По ним можно было достичь реки.

Вдоль самой воды тянулась узкая полоса гальки. Но как ни осматривали путешественники оба берега, — они ничего не обнаружили.

— Эх мы, горе — следопыты! — рассмеялся капитан. — Не там ищем… Ведь смысл рисунка может быть передан четырьмя словами…

Все одновременно подняли головы: на трех из поперечных досок— новые рисунки.

На дно ущелья легли синие тени. Разглядеть изображения было уже трудно. На одном ясно выделялась лишь птица моа, на другом — не то охотник, не то воин и плывущий кит, на третьем — весы…

— Ну-с, команда, пошли! — прервал молчание капитан. — Завтра вернемся и тогда сфотографируем и срисуем эти иероглифы…

С вершины перевала за зеленым массивом леса наши друзья увидели базальтовое полукольцо.

Наша бухта!

Даешь бухту!

Вперед, за мной!

Придерживая снаряжение, ребята побежали вниз к лесу.

— Куда вы? Постойте!.. — Покачав головой, капитан затрусил вслед за своими юными спутниками.

Они ждали его на опушке, о чем-то совещаясь. Когда Мореходов подошел, Федя щелкнул каблуками, взял под козырек:

Товарищ капитан, разрешите обратиться? Слегка отдуваясь, Мореходов улыбнулся:

Ну-ну… Давай!

— От команды поступило предложение: не прорубаться через лес, а по опушке обойти его с востока. Хоть и крюк, но…

Мореходов поднял руку:

— Все ясно. Предложение принято!

Звезды начали устилать небо, когда знакомые гортанные крики прорезали тишину — совиные попугаи выходили на свою тропу…

Рюкзаки оттягивают плечи, камни и ветки все чаще оказываются именно там, куда хочешь поставить ногу… Друзья остановились, чтобы сориентироваться.

Капитан указал туда, откуда доносился нестройный гомон:

— Пройдем через лес, здесь его узкая полоска… Еще три километра — и мы дома.

В темной чаще, где-то совсем близко, трижды прозвучало:

Э-рик-а! Э-рик-а! Э-рик-а!

Федя протяжно свистнул:

Ребята! А ведь Эрик-то… Он же вовсе не Эрик!

Как это?..

— Конечно, не Эрик!.. Но тогда… Тогда выходит… что он умеет читать!..

Лицо у Феди серьезное, пожалуй, даже растерянное.

Попугай кричит «Эврика!»… Понимаете — «эврика»!.. А это значит, что его кто-то научил: шутки шутками, но не сам же он прочел это слово на листе кукушкиных слезок!

Темнеет, друзья, прибавим шагу! — поторопил капитан.

До края верхней террасы еще двести метров… Теперь уже сто пятьдесят… сто… Сейчас появятся огни «Бриза».

Федя отстегивает фонарик: Максимыч, поди, заждался, беспокоится… Зато сколько можно будет ему рассказать!

Но… что это?

В пустое чернильное зеркало бухты, мигая, смотрятся звезды. Серой полосой тянется песчаная отмель.