„ЗЕД-СИКСТИН-ЭЙЧ"

Полковник Эштон придвинул к себе папку с лаконичной надписью «Z-16-Н».

В папке сверху лежала телеграмма.

Пробежав глазами текст, Эштон усмехнулся: Клайду Годфри не откажешь в остроумии — способная бестия.

Но — мальчишка!.. Такая подпись… Глупая бравада, больше ничего. Любой внимательный почтовый чиновник увидит здесь ключ…

Эштон прочел донесение. Наметанный глаз безошибочно выхватывал нужные буквы, складывал их в слова…

Закончив, полковник встал, захлопнул папку, убрал в сейф. Подошел к открытому окну, заложил руки за спину.

Итак, операция «Зед-сиксти-н-эйч»[1] продолжается удачно.

С высоты двадцатого этажа открывалась широкая панорама порта. За ним — пересеченная светлыми полосами течений выгнутая зеленая чаша океана… Далекие маяки в туманной дымке едва различимы, они, скорее, угадываются. Белые геометрические линии волноломов проступают отчетливее. На рейде десятка полтора грузовых кораблей медленно кружатся вокруг якорей. Молы и пирсы с хаотическим лесом кранов, обрамленные тесными шеренгами сотен судов, можно рассматривать уже с некоторыми подробностями. Длинные руки портальных кранов застыли — уже шестой день бастуют докеры… Севернее и несколько в стороне — замкнутая бонами военная гавань с ровными шеренгами серых судов, с примыкающими к ней доками и корпусами судоремонтного завода, далее — бесчисленные, пакгаузы, склады, элеваторы, заводы… С другой стороны — южная окраина: лабиринт тесных предпортовых трущоб, мрачные кварталы, куда стекают боль и ужас огромного города, где нищета и алчность, зависть и злоба, отчаяние и преступление неумолимо пожинают свою зловещую жатву.

Но и там теперь все чаще появляется то новое, о чем полковник Эштон предпочитает не думать… Он возвращается к своим мыслям.

Да, вот именно там, в одной из этих кривых улиц-ущелий, темных и зловонных, и началось то, что сегодня называется операцией «Зед-сиксти-н-эйч».

Это было давно, очень давно — четверть века назад. Полковника Эштона тогда не было — был агент Эштон. По воле шефа он обязан был каждый день проводить в портовых трущобах, в кабаках, переполненных пьяными, возбужденно галдящими матросами, подпольными продавцами опиума и гашиша, мелкими ворами и апашами, бродягами — всем тем сбродом, который бесконечным конвейером поставляют душевное опустошение и малодушие людей, смятых волчьими законами жизни… Агент обязан был слушать. Только слушать, ни во что не вмешиваясь. Слушать пьяную болтовню завсегдатаев и случайных посетителей, тщательно выцеживая из невообразимой мешанины бредовых историй, жалоб, угроз, проклятий и обещаний капельки информации, представлявшей для шефа какой-нибудь интерес.

Эштон передернул плечами, хрустнул суставами пальцев:

— Да, давно это было, очень давно…

Но тогда-то, в сущности, и началась операция «Z-16-H». Впрочем, в то время и самому Эштону это было неизвестно. В пьяной болтовне матроса он не уловил ничего, достойного внимания шефа… Не уловил?.. Это, пожалуй, все-таки не совсем так — кое-что в словах Тома Кента и тогда привлекло его внимание…

Тот вечер Эштон помнил теперь до мельчайших подробностей. Таверна «Рай морского полка» — продолговатое закопченное помещение с полом, выложенным неровными каменными плитами… На стенах — засиженные мухами олеографии: пейзажи Неаполя с Везувием, Сорренто… За стойкой, у кассы, хозяйка. Старик, с седой копной давно не чесанных волос, падавших на потертое сукно пыльного, латаного на локтях, смокинга, согнувшись над клавиатурой растрескавшегося пианино, играл «Лунную сонату». Когда пальцы музыканта касались клавишей «до» и «фа» в среднем регистре, ноты фальшивили. Старик морщился… С улицы доносились обычные звуки огромного порта. Смешиваясь с музыкой Бетховена, они создавали странные, нереальные аккорды… За столиками редкие завсегдатаи дремали над своими стаканами, кружками… Эштон подумывал уже отправиться дальше, как дверь с треском распахнулась. В трактир ввалилась шумная ватага матросов, вероятно, только что сошедших на берег. Старик-тапер прервал на полутакте свою мелодию и тут же снова ударил по клавишам: запрыгали звуки модного тогда «Лэм-бет-уок».

Матросы составили вместе несколько столов, так что получился один длинный стол, с негодованием отвергли стулья. Хозяйка, видимо знавшая этих посетителей, дала знак официантам, и те притащили из заднего помещения деревянные скамьи. Матросы уселись по обе стороны стола. Было совершенно ясно, что они твердо решили оставить здесь все, что заработали за год каторжной службы.

В это время вошел бродяга. В лохмотьях, плохо скрывающих худое тело, давно не бритый, покачиваясь, он подошел к столу, с вожделением поглядывая на бутылки.

А ну, проваливай! — официант направился к бродяге.

Чего ты его гонишь, шкура! — Матрос с серьгой в левом ухе, вероятно вожак ватаги, крикнул вошедшему:

Хэлло, приятель!.. Похоже, что тебя мучает жажда… — тронул плечом соседа. — Ну-ка, Пит, подвинься!

Бродяга, смакуя горькую мутную жидкость, медленно опорожнил стакан.

Некоторое время оборванец, подперев голову, сидел неподвижно, уставясь в одну точку. Потом опустил на стол ладони грязных, потных рук, плотно прижал их к холодной клеенке. Ни к кому не обращаясь, заговорил. Слова вылетали отрывистые, невнятные.

Вот… шатаюсь теперь… глоток виски выпрашиваю… А богат был… как Рокфеллер!.. Как Рокфеллер, будь я проклят во веки веков!.. — и он разразился бранью.

Пит! Налей-ка ему еще стаканчик.

Бродяга опорожнил и второй стакан Нагнулся к соседу:

— Нет, ты послушай…

Пит отмахнулся, снова налил ему.

Так повторялось несколько раз. Наконец бродяге удалось завладеть вниманием Пита. По-видимому, он рассказывал что-то интересное, потому что матрос слушал его внимательнее, а затем вдруг громко застучал по стакану ручкой ножа:

— Ребята! Послушайте-ка, что этот парень говорит!..

Установилась относительная тишина, и теперь голос оборванца доходил и до Эштона.

Оборванец утверждал, что служил матросом на «Гоулд эпл» . Четыре года назад судно с грузом манильского троса, застигнутое в Индийском океане тайфуном, переломилось пополам…

— Что сталось с остальными, не знаю… — голос бродяги окреп, глаза лихорадочно блестели… — Нас в лодке было четверо. Без еды, без воды. Ив Курто кончился тут же, у него был проломлен череп. Через два дня за ним последовал Веселый Пьетро… Будь я проклят во веки веков, тогда он не выглядел веселым! Это я, Том Кент, вам говорю… Мы остались вдвоем с Джимом Уайтом… Сколько нас болтало — не знаю… Не знаю также, что сталось с Джимом… Первое, что я помню после этого кошмара, — это что-то теплое, разливавшееся по всему телу… Надо мной стоял высокий старик. Лицо его до самых глаз заросло седой бородой. Будь я проклят во веки веков, я никогда не видел таких синих глаз…

Дальше пошла совсем невероятная история о том, как он, Том Кент, провел на необитаемом острове один на один с полусумасшедшим стариком целый год. Словом, — одна из тех историй, которые часто можно услышать в портовых притонах: своего рода благодарность за бесплатное угощение.

Чего только не было в рассказе оборванца: и таинственная лаборатория в огромной пещере, и деревья, растущие на глазах по приказу старого колдуна, и — без этого, конечно, нельзя — алмазы…

— Алмазы валялись всюду: на столах, на полу… Старик их разбивал, точил, растворял в колбах… — Кент опрокинул в рот стакан виски, обвел слушателей пьяным взглядом. — Будь я проклят во веки веков, если там не было алмазов больше куриного яйца!.. Они были у меня в руках, вот в этих… — он растопырил грязные, дрожащие пальцы.

А дальше все шло уже так, как и должно идти в подобных историях: Том Кент похитил у старика камни. На лодке вышел в океан, надеясь, что небо поможет ему добраться до людей. И, разумеется, — опять тайфун, снова потерял сознание и был спасен неведомо кем — очнулся в госпитале в Коломбо! И никаких алмазов уже не было. Но он жалеет не столько камни, сколько свой нож, потому что в ручке его был тайник, а в нем — карта с координатами острова, указание места входа в пещеру…

— Будь у меня мой нож, я нашел бы остров, добрался до алмазов, — и тогда, тогда…

Эштон не стал больше слушать. Расплатившись, встал из-за стола. Проходя мимо Кента, он бросил взгляд на клеенку, где тот вилкой очень ловко нацарапал ручку своего ножа с хитрым сплетением букв…

Через месяц началась война. Шли годы… Эштону дьявольски везло: агент превратился в полковника, в шефа… И вот, совсем недавно, он снова столкнулся с этой историей: на столе капитан-лейтенанта Клайда Годфри он увидел ленинградскую детскую газету…

Что это?

Здесь статья русского летчика с воспоминаниями о боях на Курской дуге. В нашей картотеке он числится погибшим в августе 1943 года. Взял для выяснения.

Эштон машинально перевернул страницу. Самообладание опытного разведчика помогло не выдать себя: в отделе занимательных задач был помещен… тот самый рисунок, который бродяга нацарапал тогда, целую вечность назад, на клеенке, в таверне! Мгновенно всплыли все, казалось давно забытые, подробности…

— Вы сделали все, что нужно?.. Я возьму газету с собой…

А через час был отдан приказ: разыскать Тома Кента, бывшего матроса грузового судна «Гоулд эпл», затонувшего в Индийском океане в 1935 году.

Удастся ли?.. Прошло более четверти века. Не унесли ли они эту — уже тогда чуть живую — развалину?

Но Эштону и на этот раз повезло: через двое суток Кента разыскали. Еще в 1951 году он был осужден за попытку взлома ювелирного магазина на двадцать лет тюремного заключения, и теперь отбывал срок наказания.

И вот Том Кент перед Эштоном. В полосатой арестантской одежде сидит он, тупо глядя в пол — олицетворение человеческого падения, опустошенный, безразличный ко всему, лишенный не только воли, но и каких бы то ни было стремлений и желаний.

Эштон протянул ему сигару, щелкнул зажигалкой. Кент тупо посмотрел на полковника, взял дорогую «гавану» будто простую сигаретку, глубоко затянулся. Все тело его затряслось в приступе долгого кашля…

Полковник Эштон подождал…

— Том Кент, вы служили матросом на «Гоулд эпл». Что можете сказать об обстоятельствах гибели этого судна?

Кент устало пожал плечами.

— Тайфун… — начал он, беззвучно пошевелил губами, вяло отмахнулся. — Это было давно…

Полковник, не спуская с него глаз, достал из ящика стола сложенный вчетверо газетный лист, положил его на стол перед Кентом.

— Посмотрите! — коротко приказал он.

Кент не сразу понял, что от него хотят — он не уловил связи между словами полковника и газетой, которую тот только что положил на стол. Поэтому он сперва посмотрел на Эштона, а уж затем — на газету…

И тут Эштон испугался… Молнией промелькнула мысль, что все загублено: Кент хрипел… Дрожа всем телом, он стоял, сильно наклонившись вперед, опираясь обеими руками о край стола. Лицо его потемнело, он задыхался… Эштон прыгнул к стенному шкафу, открыл его, выхватил бутылку рому. Левой рукой помог Кенту сесть, правой почти насильно влил ему в рот обжигающую жидкость.

— Мой нож!.. — выдохнул наконец Том Кент. Эштон перевел дыхание.

— Успокойтесь, — сказал он. — Успокойтесь и слушайте внимательно. Можете?

Кент слабо кивнул.

От меня зависит ваша дальнейшая судьба. От меня одного. Я предложу вам несколько вопросов. Ответить на них будет очень легко — да или нет… Только помните, Кент, вы должны говорить правду. Одну правду. Я вытащу вас из тюрьмы и позабочусь о вашем будущем, даже если окажется, что вы мне совершенно бесполезны. Единственное условие — правда… Вы меня поняли?

Да, сэр…

Мой первый вопрос: необитаемый остров… был?

Кента будто пронзил электрический ток. Лихорадочно заблестевшими глазами он уставился на полковника:

Откуда вы… откуда вам…Эштон остановил его движением руки.

Это не имеет значения. Отвечайте: был?

Был! — тихо, но твердо ответил Кент.

Старик?

Был!

Лаборатория?

Была…

План в ручке ножа?

Том Кент, не отрывая глаз от лица полковника, несколько раз молча кивнул головой.

Ну что ж, — Эштон откинулся на спинку кресла, взял сигару, откусил кончик, закурил. — Сейчас мне от вас больше ничего не нужно… Сегодня же я отправлю вас в санаторий. Поправляйтесь, набирайтесь сил. Потом мы с вами снова побеседуем.

Сэр, алмазы тоже были… Были, будь я проклят во веки веков!..

Вот так и началась операция «Z-16-Н».

Полковник расправил плечи, потянулся, вздохнул полной грудью. Все же ему здорово везет: подумать только, за все эти годы русский капитан не обратил внимания на тайну рукоятки… А теперь «Famous» рассекает волны Индийского океана. Сегодня он уже должен достичь того места, с которого свернет на заданный курс…

Полковник выплюнул в окно догоревший окурок.

В этот момент далеко внизу залаяли сирены полицейских машин. Эштон перегнулся через подоконник: по широкой авеню, прорезая густой поток уличного движения, в сторону порта неслись черные «джипы»…