"Петр Ефимович Тодоровский. Вспоминай - не вспоминай " - читать интересную книгу автора

Петр Ефимович Тодоровский

Вспоминай - не вспоминай


Если б не этот колючий, пронизывающий насквозь ветер, было бы еще
как-то терпимо, но ветер буквально сковывал, кинжалом резал по ботинкам и
обмоткам. Потная спина соприкасается с задубевшей шинелью, при каждом
движении тебя бросает то в жар, то в холод... Ледяной поток свободно
прогуливается по всему телу, рука немеет от однообразного движения:
вперед-назад, вперед-назад...
Бревно перекатывается на козлах, распиливаем его вдвоем с таким же, как
я, задержанным гарнизонным патрулем. Он, чудак, сбежал из училища без
увольнительной, просто так - захотелось пошляться по центру
города....Абсолютно городской парень. Ленинградец. Сбежал, чтобы "понюхать
городского запаха", как он сам выразился. "Ленинград, - говорит он, -
обладает своим, ни на что не похожим запахом. Особенно это чувствуешь, когда
возвращаешься домой после долгого отсутствия". В общем, что говорить!
Попались мы совершенно по-дурацки. Нас привели в гарнизонную комендатуру,
естественно, не покормили и отправили на берег Волги пилить дрова для этой
самой комендатуры. У меня-то хоть была цель, когда я без увольнительной
перемахнул через забор училища, за которым постоянно торчали старухи, как
нахохлившиеся вороны. Они продавали всякую чепуху, в том числе и самосад.
Чтобы его купить, приходилось две-три недели собирать крохотные щепотки
сахара - его нам выдавали на завтрак и ужин, на этот сахар выменивали
граненую рюмку корней самосада...
Ну вот. Я, значит, неожиданно получил от старшей сестры из Душанбе,
куда она эвакуировалась со всей семьей, шестьсот рублей и, не раздумывая,
перемахнул через забор, вскочил на подножку трамвая и через каких-нибудь
десять минут был на знаменитом Сенном рынке города Саратова. Я там никогда
раньше не был, потому что с того самого дня, когда нас пригнали в
военно-пехотное училище, я видел Саратов только тогда, когда нас строем вели
через весь город в баню. В училище своей бани не было. Вообще-то училище
было не достроено - началась война. Так что стены в казарме были не
отштукатурены, голый кирпич сиротливо жался неровными рядами друг к дружке;
зимой же кирпичи обрастали густым слоем инея, который постепенно превращался
в снег толщиной в два-три пальца. А казарма - это огромное пространство, в
котором располагался учебный батальон, - три роты по сто двадцать курсантов;
двухэтажные нары и всего одна круглая металлическая печь на всех. Пробиться
к ней не было никакой возможности, чтобы хоть чуток просушиться после целого
дня занятий на морозе... Наш командир роты капитан Лихо-вол любил иногда
появляться после двенадцати ночи, когда мы только-только успевали согреться,
прижавшись друг к другу, накинув на себя сверх одеял еще три шинели. Тут-то
Лиховол и появлялся. Вдруг раздавался душераздирающий крик дневального:
"Тре-во-га-га-га!!" Невдалеке от училища было кладбище, за ним - овраг,
засыпанный снегом. Его-то и надо было преодолеть и уничтожить "противника"
на противоположном краю оврага. С криками "Ура-а!", утопая по пояс в снегу,
где-то в начале второго часа ночи вышибали "невидимого врага", промокшие до
нитки возвращались в казарму... Но пробиться к этой круглой металлической
печи не было никакой возможности...