"Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм" - читать интересную книгу автора (Стариков Иван Терентьевич)



6

Вечером, когда Андрей сидел на скамейке возле порога своего нового жилища, послышался стук колес и около ворот остановилась подвода. С нее, кряхтя, слез хозяин двора — Федос Иванович. Оленич поднялся ему навстречу.

— Здравствуй, здравствуй, капитан! Спасибо, что не забыл нашей встречи в госпитале, приехал. Теперь моя жизнь пойдет веселее. Как устроился?

— Это я вас должен благодарить, что разрешили жить. У вас так хорошо, что кажется, я всю жизнь мечтал о таком жилье.

— Ну и слава богу! Живи в радость. Все-таки выбрал кухню? Смотри, как тебе удобнее. Но на зиму — в дом! Не будем две печи палить: у нас тут с топливом ой как трудно!

— Надо бы на учет стать.

— За этим дело не станет. Значит, решил остаться на жительство? Что же, будем с тобой строить новую жизнь. Ведь это и у меня перемены. Так что нам с тобой надобно ужиться. Завтра утром пойдем до Яшки в сельсовет и оформим твое местожительство.

После чая вышли во двор, уселись на скамью, и потекла у них беседа на разные житейские темы. Федос Иванович похвалил Андрея:

— Умеешь сам себя обслуживать. Это хорошо. Я тоже привык все сам делать. Но ты еще молодой, и тебе надо обзаводиться семьей. Походи по селу, присмотри себе молодуху, да и в дом ее. Для такого дела отдам тебе дом.

Андрей засмеялся:

— Если правду сказать, то есть у меня молодица — красна девица. Вот посмотрю, как проявится моя болезнь.

— На болезнь не обращай внимания: живи! Живи и радуйся!

Оленич стал расспрашивать о Латове, о Гавриле, старшем сыне Чибиса. Но старик не стал рассказывать историю сына. Нахмурясь, посоветовал:

— Поживешь, сам разберешься в этом. Только скажу тебе, что хоть много неприятностей приносит Борис, но в душе я его люблю. И есть за что. — Заторопился, поднялся со скамьи старик, потирая поясницу и позевывая. — На ночлег, Андрей, пора. Завтра с утра в сельсовет пойдем до Якова Пастушенко, да и ехать мне к отаре нужно бы пораньше.

Старик пошел в дом и, не зажигая огня, улегся в постель в потемках, а Оленич, лежа на кровати, долго читал книжку без обложки, найденную в старом одежном шкафу.

Никак не удавалось Оленичу уснуть, только перед рассветом задремал, но словно кто-то окликнул его, и он подхватился. Как ни рано он вышел во двор заняться гимнастикой и умыться, а дядька Федос уже был на ногах. Вскоре хозяин позвал Андрея под абрикосовое дерево к маленькому столику:

— Вчера ты меня угощал, сегодня я тебя. Пожалуй, Андрей, к столу.

На сковороде шипела яичница на сале, кувшин молока да кусок холодной баранины. Андрей вожделенно поглядывал на стол.

После завтрака они пошли в сельский Совет.

Дверь в кабинет председателя была полуоткрыта, и Чибис с Оленичем видели, что там уже есть люди. Она о чем-то живо говорили, даже вроде бы спорили. Вначале Андрей не прислушивался к разговору, но еще не мог воспринимать все так, как воспринимает местный житель. Дядька Федос даже приблизился к двери, чтобы лучше слышать. Чибис, поманив Андрея пальцем, стал ему объяснять, кто находится в кабинете:

— Вот тот за столом, круглолицый, розовощекий, который лениво сидит в кресле, — это и есть наш голова, Яшка Пастушенко. А вот тот, лысый, с приплюснутым, как у совы, носом — директор школы Лука Лукич. Он здесь вроде поп на селе — старается всех приноровить к себе, к своим понятиям. А тот военный — это Отаров, начальник пограничной заставы. Сама застава в Тепломорске, но тут он бывает часто. Все хочет ребят наших приучить к военному делу, а Лука Лукич — ни в какую. Говорит, учить юношей владеть оружием — это значит пропагандировать войну, что запрещено законом.

— Погодите, погодите! — повысил голос Васько. Подошел к столу председателя, оперся обеими руками и назидательным тоном, точно с трибуны начал говорить: — Что такое школа? Учебное заведение. Оно призвано дать детям всесторонние знания, которые пригодятся им на протяжении всей жизни. И знания все эти — созидательные. Школа воспитывает и развивает творческие способности подрастающего поколения. А что вы предлагаете, товарищ майор? Во-е-ни-за-ци-ю! Созидание и наука разрушения? Согласитесь, это противоположные поприща!

Но пограничник не среагировал на эмоциональный подъем Васько и спокойно ответил:

— Ты не прав, и как директор, и как человек. Юноши обязаны служить в армии.

— Не отрицаю. Защита Отечества, как говорится, — священный долг каждого! — выпалил, точно школьник, Васько, но в его голосе была нотка насмешки.

— Кто же должен готовить их к защите?

И все тем же насмешливым тоном Васько ответил:

— Армия. Для обучения владению оружием их и призывают на службу.

— Но они первичную подготовку должны пройти дома.

— Пусть военкомат занимается.

— Это правильно. Но вы шефствуете над заставой, застава над школой, а у нас нет настоящей дружбы. Ваша школа не дала за последние пять лет ни одного рядового пограничника, я уж не говорю об офицерах. Только потому, что лично ты, Лука Лукич, против наук военных.

Пастушенко откинулся на спинку кресла и похлопал ладонью по столу:

— Товарищи, товарищи! И школа, и служба в армии — наше общее дело. И тот, кто не заботится о грамотной, крепкой армии, тот помогает войне. А вот это действительно запрещается.

— Ну, знаешь, Яков! Ты все-таки осторожнее с ярлыками и выводами. Хотя грамотишка у тебя слабенькая, но понимать же ты обязан, что сейчас нужнее народному хозяйству — хороший инженер или вооруженный до зубов солдат?

— Ярлык я тебе не вешаю. Ты брось свою заносчивость. А вот мыслю я так: надо охранять государство. Слишком много охочих до нашей земли. Понял? Ты где был во время войны? Учился. Воевали другие. Погибали другие. Ты учился, а недоучки ползли с гранатами под танки. Ишь, какой ты мудрый, Лука Лукич, за чужой счет! Да, да! Вот я и себя не пощажу: почему до сих пор при сельсовете нет военно-учетного стола? Во многих сельских Советах имеются. Ничего, я займусь этим. Надо ребят учить, чтобы призывник шел в армию, имея начальную военную подготовку. И нечего на военкомат кивать: кого мы даем военкомату? Девочек для балета, а не юношей. Ишь какой балетмейстер ты, Лука Лукич!

— Что это на тебя наехало? — возмутился директор школы, — Ты хочешь школу превратить в казарму? А вы, товарищ майор, может, пришлете офицеров-надзирателей?

— Никто офицеров вам не даст. Их и так мало. Война поглотила лучших кадровых командиров. Не пришлем. А вот военрука вам иметь следует.

— Никогда! Да нам и по штату не положено.

Пастушенко вдруг покраснел еще больше и стукнул кулаком по столу:

— Положим!

Васько угрожающе бросил председателю сельсовета:

— Посмотрим!

Андрей почувствовал, как все его нутро напряглось, как волнение подкатывалось прямо под сердце, и шагнул в приоткрытую дверь. Но Федос Иванович, проявив незаурядную прыть, юркнул вперед, вырос в кабинете прямо из-под костылей Андрея.

— Здравствуйте, люди добрые! — поздоровался Чибис. — Я тут пришел к тебе, Яков Васильич, со своим постояльцем. Можно сказать, со своим отныне членом семьи. Запиши его на жительство в нашем селе.

Оленич вытащил документы.

— Только что демобилизовался. Все время по госпиталям валялся. Вот решил жить в вашем селе. Оленич Андрей Петрович, капитан, член партии. Сюда приехал по совету врачей.

Федос Иванович с гордостью объяснил:

— С капитаном мы познакомились в госпитале. Он — самый близкий друг Петька нашего, Негороднего. При мне и при Варваре Корпушной Петро просил капитана ехать в наше село. И мы просили. И он уважил нашу просьбу. Так что не только доктора…

Лука Лукич насмешливо бросил председателю, кивнув на Оленича:

— Получай, Яков Васильевич, еще одного Латова!

Оленича больно кольнула недобрая реплика директора школы.

Пастушенко на какое-то мгновение нахмурился, проговорил виновато:

— Наш сельсовет небогат. Но уж если нужда возникнет, заходите.

Андрей успокоил его:

— Что солдату нужно? Харчи и крыша над головой. Жилье мне дает Федос Иванович. Я получаю пенсию, на пропитание хватит.

— Ну, тогда у меня возражений не будет. Все оформим, как следует.

Начальник погранзаставы спросил:

— Пехота?

— Все было, товарищ майор. Был пулеметчиком, командовал эскадроном пулеметных тачанок, стрелковой ротой, но кадровый — пулеметчик.

Отаров подошел и пожал Оленичу руку, представился:

— Майор Отаров. Здесь бываю часто: граница! За морем — Турция. Но и другие заботы есть. Может, организуем встречу с молодыми бойцами?

— Подумаю. Дело-то для меня новое.

— На партийный учет в колхозе надо становиться. При сельсовете нет первичной, — объяснил Пастушенко.

Васько уверенно воскликнул, как отрезал:

— Николай Андреевич не разрешит брать на учет инвалида: это же еще один нахлебник для колхоза!

— А кто такой Николай Андреевич? Секретарь райкома?

Пастушенко объяснил:

— Магаров, председатель нашего колхоза. Но он является членом бюро райкома партии.

— Сможет он поставить меня вне партии? — смеясь, спросил Оленич.

— Он все может! — многозначительно воскликнул Лука Лукич.