"Евгений Максимович Титаренко. Изобрети нежность" - читать интересную книгу автора

С поручением

В противоположном от садов краю города почти на глазах разрастались
новые микрорайоны, и весь город как бы уходил туда, к многоводному озеру
Ильма. А к садам он сразу, почти от центра, понижался, и там, где
становилось не слышно беспокойных трамвайных звонков, говора, пронзительных
взвизгов тормозов на перекрестках, он целыми кварталами частных домиков
напоминал обыкновенную деревню: со скворечниками, палисадниками, резьбой
наличников. И окраина его была примерно в полукилометре от садов. Только
улица Буерачная в результате какой-то стихии выбежала далеко за окраину, и
лишь уткнувшись в крутой изгиб речки Жужлицы, она обрывалась...
Там, за речкой, у самого берега, в домике с двумя окнами в сторону
палисадника, где росли вишни, жила Аня. А дальше по улице Буерачной, около
скобяной лавки, как называли местные жители киоск хозтоваров, находилась
конечная остановка автобуса "Вокзал - сады".
Жужлица изгибалась как бы специально, чтобы ограничить и без того
своевольные пределы улицы Буерачной. Здесь, на изгибе, около соснового бора,
где, по словам стариков, били из-под земли студеные родники, Жужлица
разливалась в широкую заводь, покинув которую, она вновь поворачивала и
неторопливо струилась в своем прежнем направлении, через сады.
Пять домов, которые вопреки установленному Жужлицей пределу
перекочевали на эту сторону, выстроившись в одну линию, недружелюбно
отодвинулись один от другого, словно для того, чтобы захватить побольше
ничейной земли под огороды, границей которых с одной стороны служила дорога,
а с другой опушка соснового бора. Вокруг каждого из пяти домов была
добротная ограда с широкими двустворчатыми воротами на дорогу и едва
приметной, без ржавых визиток и без наружной щеколды, калиточкой - в
противоположную сторону, на огороды.
Дальше, справа и слева от Жужлицы, в оголенных садах, разбросанные, как
ульи, темнели пустующие в зиму избушки садовладельцев. Такой добротный
"летник", в каком жили Татьяна Владимировна и Павлик, с капитальными
пристройками, погребом и мансардой, был в окрестностях всего один. И,
наверное, потому он всеми силами жался к Буерачной, чтобы хоть как-то
оправдать свое незаконное существование; мол: "Я принадлежу не совсем садам,
а чуть-чуть и улице тоже..." Хозяин его уехал на два года в Сибирь (как
говорила Татьяна Владимировна, - зарабатывать пенсию) и потому сдал свои
владения на весь теплый сезон.
Сумерки сгустились, и даже ближние домики в садах приобрели
неестественные, расплывчатые очертания.
Этажи уличных огоньков нарастали вверх по Буерачной. А над искрящимся
городом стояло желтоватое марево.
Февраль был снежным. Но мартовские оттепели как-то незаметно, день за
днем оголили сначала дороги, взгорки, потом утратившие форму клумбы среди
яблоневых стволов, грядки... А теперь снег лежал еще кое-где под
смородиновыми кустами, в закутках неуклюжих садовых строений, по обочинам,
где зимой наметались сугробы; уплотнился, но не сошел в сосняке по-над
речкой да на льду Жужлицы - с кривыми стежками двух тропинок.
Павлик смутно представлял, как ему удастся выполнить поручение, больше
полагаясь на Костину предусмотрительность, чем на собственную инициативу, И
когда разглядел на лавочке возле третьего дома девчоночью фигуру,