"Геннадий Тираспольский. Беседы с палачом (Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме) " - читать интересную книгу автора

наказания в Древнем Риме" не совпадает с современным значением "смертная
казнь" (подробнее см. ниже).
Во избежание терминологической сбивчивости латинские юридических
выражения при необходимости далее сопровождаются разъяснениями и
уточнениями.
В дальнейшем мы будем употреблять слово казнь в значении "лишение жизни
как карающая или ритуальная мера, а также намеренное убийство с низменными
целями", слово пытка - в значении "истязание, применяемое при допросе
обвиняемого с целью вынудить его к даче показаний либо уступить свое
имущество", оборот суровое наказание - в значении "жестокое карающее
физическое и (или) психическое воздействие на того, кто совершил проступок,
не приводящее намеренно к гибели наказываемого".
К этому смысловому ряду примыкают слова изуверство и издевательство.
Первое мы употребляем в значении "намеренное калеченые кого-л. с целью
извлечь из этого материальную выгоду, отомстить обидчику или сделать из
калечения театральное зрелище"; второе - в значении "причинение
преимущественно должностным лицом кому-л. страданий с целью его жестоко
унизить, для удовлетворения своих извращенных наклонностей или для нанесения
ущерба здоровью истязаемого".
И наконец, слово варвар употребляется нами только в его первоначальном
значении - "всякий неримлянин и негрек".
Читатель старого закала, воспитанный на сочинениях с вытянутым во фрунт
поджарым слогом, немало удивится (если не оскорбится), встретив в нашей
книге такие ухарские выражения, как прохиндей, окочуриться, пацан и т. п.,
применяемые если не к высокой, то более или менее почтенной исторической
материи. Едва ли придется по вкусу иным читателям и зубоскальство, которое
там и сям сопутствует повествованию о некоторых исторических персонажах.
Что скажешь на это? Покаяние здесь ни к чему, поскольку автор не
считает себя повинным в покушении на немеркнущие красоты русского языка
(преподаванию и исследованию которого он посвятил главную часть своей
осмысленной жизни). Не посягал автор и на репутацию почтенных исторических
личностей. В качестве же объяснения такого стилистического и
интеллектуального озорства (или, выражаясь современным слогом, - стеба)
можно было привести пространные доводы, способные составить отдельный пухлый
том. Однако чтобы не утомлять читателя высоколобыми рассуждениями, скажем
предельно кратко: стилистический и интеллектуальный строй нашей книги
выражает безнадежное стремление хотя бы на миг вырваться из той
убийственно-монотонной реки времен, о которой с непревзойденным ужасом и
восхищением (вопреки бодряческому толкованию, см.[79]) писал Г.Р.Державин:

Река времен в своем стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы..[80]