"Анна Александровна Тимофеева-Егорова. Держись, сестренка! " - читать интересную книгу автора

арматурщики. Что такое арматура, для чего она - я не знала, но твердо
ответила:
- Хорошо, буду арматурщицей!
Метрострой был стройкой комсомола - "Комсомолстроем", и профессию
каждый выбирал себе не ту, что нравилась, а ту, какая требовалась.
Три с половиной тысячи коммунистов, тридцать тысяч комсомольцев в
спецовках, касках, "метроходах" (так назывались резиновые сапоги) стояли в
авангарде удивительного строительства века. Работа была тяжелой. Без
привычки первое время болели руки, спина, но никто не унывал. Девчата ни в
чем не хотели отставать от парней. Врачи не пропускали нас на работу под
землю, но мы всячески добивались этого разрешения. А когда женщинам
категорически запретили работать в кессоне, три делегатки отправились искать
правду к самому Михаилу Ивановичу Калинину.
- Почему нам не разрешают работать в кессоне? - спросили комсомолки.
- Как мне известно, при кессонном способе проходки тоннеля, - сказал
Калинин, - рабочие находятся в герметически закрытой камере, куда
нагнетается сжатый воздух. Его нагнетают до тех пор, пока давление не
остановит напор плывуна - водонасыщенного грунта. Сжатый воздух отжимает
своим давлением грунтовые воды и осушает породу. Как же такое может
выдержать хрупкий женский организм? Нет, нельзя девчатам в кессон, рожать не
сможете.
- Родим, Михаил Иванович, обязательно родим и метро построим! -
убеждали метростроевки Всесоюзного старосту и добились своего - стали
работать в кессоне.
И вот я учусь в метростроевском ФЗУ "Стройуч". Ежедневно четыре часа
практики, четыре часа теории. Гляжу, как играют в руках у инструктора
Нефедова кусачки. А у нас, фабзайчат, они становятся тяжелыми, из рук
падают, когда мы начинаем вязать проволоку или откусывать ее. С чертежами
еще труднее разобраться.
Чтобы быть ближе к ФЗУ, я перебралась в общежитие, находившееся там же.
Это был целый городок из бараков. В бараке четыре большие комнаты, в комнате
в три ряда кровати с тумбочками, посередине - стол. За этим большим столом
из досок, покрытым клеенкой, мы и уроки делали, и чай пили. Завтраков,
обедов, ужинов как таковых у нас не было. Был хлеб, немножко сахара да
кипяток из кубовой. На двадцать восемь рублей, которые получали, много-то не
разгуляешься.
Вот и сейчас пишу, а сама смеюсь, вспоминая, как мы с подружкой Тосей
Островской на Бутырском рынке продавали чай, полученный по карточкам. Нам
дали по ордеру на ботинки, а денег выкупить их не хватало, вот мы и решили
сделать "бизнес". Стоим на рынке, дрожим. Я держу в руках две пачки чая,
Тося - в роли зазывалы. Подходит к нам какой-то мужик и с ходу начинает
хулить сорт нашего чая, видимо сбивая цену. Я не стерпела такой напраслины и
как выпалю ему:
- Понимаешь ты в чае, как свинья в апельсинах! Эх как он взвился:
- Милиционер! Милиционер!
Мы пустились бежать со всех ног куда глаза глядят. Пришли в себя в
Тимирязевском парке. Одну пачку чая при вынужденном отступлении потеряли.
Вторую тут же решили отвезти Тосиной бабушке на станцию Сходня. Бабушка
пожурила нас, мы дали ей слово никогда в жизни не зарабатывать деньги таким
путем и отправились в училище.