"Людвиг Тик. Гейнрих фон Офтердинген" - читать интересную книгу автора

лугу у края ручья, точно вливающегося в воздух и в нем исчезающего.
Темно-синие скалы с пестрыми жилками возвышались на некотором расстоянии;
окружавший его дневной свет был яснее и мягче обыкновенного; небо было
черно-синее и совершенно чистое. Но с наибольшей силой привлекал его голубой
цветок, который рос у ручья, касаясь его своими широкими, блестящими
листьями. Цветок окружали бесчисленные другие цветы всевозможной окраски, и
в воздухе носилось чарующее благоухание. Но он ничего не видел, кроме
голубого цветка, и долго разглядывал его с невыразимой нежностью. Наконец,
ему захотелось приблизиться к цветку; но цветок вдруг зашевелился и вид его
изменился; листья сделались более блестящими и прижались к растущему стеблю,
цветок склонился к нему и лепестки образовали широкий голубой воротник, из
которого выступало нежное личико. Его радостное изумление все возрастало при
виде странного превращения, как вдруг его разбудил голос матери, и он
проснулся в родительском доме, в комнате, уже озаренной золотыми лучами
утреннего солнца. Слишком очарованный, чтобы рассердиться за то, что его
разбудили, он приветливо поздоровался с матерью и поцеловал ее.
- Ах ты соня, - сказал отец. - Я-то уже давно сижу здесь и пилю. Из-за
тебя мне запретили стучать молотком; мать не хотела, чтобы тревожили сон ее
сынка. И завтрака мне тоже еще не дают. Ты умно сделал, что избрал
учительское дело; мы для него трудимся и не спим. Но хороший ученый, как мне
говорили, тоже должен ночей не досыпать, чтобы успеть изучить великие
произведения мудрых предшественников.
- Милый отец, - ответил Гейнрих, - не гневайтесь за мой долгий сон, мне
несвойственный. Я очень поздно заснул и мне снилось много тревожного; потом
только приснился приятный сон. Его я долго не забуду и, мне кажется, это не
был простой сон.
- Милый Гейнрих, - сказала мать, - ты верно лег на спину, или же думал
о постороннем во время вечерней молитвы. И вид у тебя какой-то странный.
Позавтракай скорее, чтобы придти в себя.
Мать вышла из комнаты, а отец, продолжая усердно работать, сказал:
- Сны ничто иное, как пена, что бы ни говорили ученые господа; и лучше,
если бы ты не предавался бесполезным и вредным мыслям. Прошли времена, когда
сны соединялись с божественными откровениями; мы даже понять не можем и
никогда не поймем, что испытывали те избранники, о которых говорит Библия. В
то время, вероятно, сны были другие, и все человеческое было иным.
В наш век нет уже непосредственного общения с небом. Старые сказания и
писания - единственные источники, из которых мы можем черпать познания о
надземном мире, поскольку нам это нужно; и, вместо прямых откровений, святой
дух общается с нами теперь через посредство умных и благородных мужей,
проявляется в жизни и в судьбе людей благочестивых. Чудеса наших дней
никогда не трогали меня, и никогда я не верил в их великое значение, о
котором говорят наши священники. Но, конечно, кто хочет, пусть верит; я не
стану смущать ничьей веры.
- Но почему же, милый отец, вы так восстаете против снов, которые
должны вызывать на размышления своей легкостью и странными превращениями?
Разве всякий, хотя бы самый спутанный сон не представляет собой нечто
странное и даже если не кажется ниспосланным Богом, все же как бы разрывает
таинственную завесу, которая окутывает тысячью складок нашу душу? В самых
мудрых книгах есть рассказы достовернейших людей о замечательных снах.
Вспомните сон, о котором недавно рассказал нам почтенный придворный