"Тайэрэ (Nina Novackovich, 2:5020/1249.13), Гэладан (Pavel Kojev, 2:5020/1249.11) Пленник. История Финнара Луинлота" - читать интересную книгу автора

столы, на них были расставлены кувшины и блюда. Пел молодой
парень, лет двадцати пяти, с излишне худым аскетичным лицом, в
мешковатой, плохо сидящей черной одежде. Это показалось Финнару
необычным - все виденные им до сих пор люди были аккуратными и
подтянутыми.

У поющего был превосходный голос, пожалуй, Финнар еще ни разу
такого не слышал - низкий и звучный, с богатым диапазоном. Парень
аккомпанировал себе на лютне, но его голос невольно заглушал ее
звуки, не оставляя им места в комнате, заполняя все собой. Его
внимательно и молча слушали.

Парень пел песни на этом странном языке - и теперь язык перестал
казаться Финнару грубым и некрасивым. Мелодии были чуждыми и
непривычными, но не неприятными. Он пел какую-то балладу, из
которой Финнар разобрал только, что в ней говорилось о какой-то
девушке, красота которой была ни с чем не сравнима. Подробные же
описания этой красоты остались ему недоступны.

Певец то и дело подливал себе в стакан вино из кувшина и
прихлебывал из него. С каждой такой процедурой в голосе поющего
звучала все большая боль, а пение делалось более громким. Через
некоторое время парень начал откровенно сбиваться с мелодии и
фальшивить. Финнар внимательно наблюдал за певцом и окружающими
- но по их лицам невозможно было понять, как они относятся к
происходящему.

Но в какой-то момент на потянувшуюся к кувшину руку певца легла
другая, и в этом простом жесте было столько властности и силы,
что Финнар поежился. Он смог разглядеть только часть фигуры того,
кому принадлежала рука. Это был мужчина неопределенного возраста
с необыкновенно красивым, но немного неживым лицом, одетый в
черно-фиолетовое. Он сидел на лавке с осанкой короля на троне.

Менестрель резко обернулся, в этом движении было столько ярости и
силы, что Финнар замер в предчувствии чего-то неприятного. Но,
увидев, кому принадлежит рука, парень так же резко замер, словно
натолкнувшись на невидимую преграду. И склонил голову в хорошо
понятном Финнару знаке покорности приказу, пусть и неприятному,
но ослушаться которого невозможно.

Финнару стало опять противно и странно в этом месте, как почти
всегда в этой крепости. Он тихонько вышел за дверь и пошел назад
в свою комнату, тщательно вспоминая обратную дорогу.



* * *

Это отчего-то стало поводом, чтобы еще некоторое время