"Тициано Терцани. Еще один круг на карусели " - читать интересную книгу автора

правительства пособие, чтобы выжить.
В Америке на этот раз меня потрясли истории насилия: четырнадцатилетний
мальчуган - дом, школа, компьютерные игры - подружился в Интернете с
сорокалетним господином. Тот, после нескольких разговоров в сети, приглашает
мальчика прогуляться и, в итоге, насилует его - сперва сам, потом с
компанией приятелей. Мальчик рассказывает об этом родителям, попадает к
психотерапевту, но вот однажды, когда он один дома, приходит другой мальчик,
одиннадцати лет, собирающий деньги для школьной ярмарки. Четырнадцатилетний
хватает его, насилует, душит, запихивает в чемодан и относит в лес.
В Кентукки другой мальчик, тоже четырнадцатилетний, бледный и
худенький, приходит в школу и открывает огонь из двух пистолетов. Погибают
три девочки. Он просто подражал пареньку, проделавшему то же самое на
берегах Миссисипи.
На окраине Нью-Йорка задержан парень, сознательно заразивший СПИДом
"десятки" (так написано в газетах) своих подружек - причем некоторые еще
подростки. "Я его все равно люблю", - заявляет одна из жертв, ей тринадцать.
Крупные газеты задаются вопросом, что творится в Америке;
телекомментаторы делают скорбные лица, но достаточно посмотреть, что
показывают эти телеканалы, чтобы понять очевидное: берешь пульт, нажимаешь
на кнопку - и готово. Кто-то кого-то бьет, швыряет, режет, сжигает живьем,
душит или насилует. В любое время дня или ночи! По данным одного из обычных
исследований, за год средний американский ребенок видит по телевизору больше
двух тысяч насильственных смертей.
Но все это - часть прогресса. Это цена, которую нужно заплатить во имя
всеобщего движения вперед. Вперед, но куда? Этого никогда не говорят. Иногда
мне казалось, что я живу в мире, который топчется на краю пропасти. Причем я
нахожусь в самой гуще общества, состоящего из людей, которые "больны" куда
серьезнее, чем я, общества, понемногу теряющего рассудок.
Однажды я прочитал, что для обеззараживания мяса, которое американцы
поглощают в устрашающих количествах, его облучают. Но не становится ли оно
при этом канцерогенным? Такого вопроса никто не задавал. Как-то раз я прочел
о том, что одна жительница штата Нью-Йорк придумала систему телевизионного
слежения за происходящим в детских садах, чтобы матери могли увидеть на
экране компьютера в офисе, что делают их дети, и работать спокойно. Но не
лучше ли, чтоб они оставались со своими детьми? Прогресс ли это?
Вот и Фрейд к закату жизни задавался вопросом, действительно ли
многочисленные хваленые достижения человечества можно считать проявлениями
прогресса. В одном из своих последних очерков, "Неудобства культуры", старый
психоаналитик начинает с комплиментов в адрес технического прогресса,
благодаря которому, к примеру, он, к великой своей радости, может услышать
голос сына, находящегося в тысячах километров от родного дома. Правда, потом
он добавляет: если бы не поезд, который увез моего сына так далеко, мне бы
не нужен был телефон, чтобы услышать его голос; не построй человечество
больших кораблей, мне не нужен был бы телеграф, чтобы получить весточку от
друга с противоположного края света.
По дороге в больницу я глядел на столбы дыма, которые поднимались из
огромных труб электростанции, и невольно представлял гигантскую топку, куда
поколение за поколением, с каждой волной иммиграции попадают все новые и
новые человеческие судьбы, чтобы не дать остановиться этому ненасытному
локомотиву прогресса, современности - и рака. Все верно: американцы - лучшие