"Владимир Тендряков. Пара гнедых" - читать интересную книгу автора

- Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!.. - кричит не доходя
Ваня Акуля. - Честной компании - мир и почтеньице!.. Федор Васильичу как
вождю нашему и руководителю докладаю: Иван Семенихин, по прозванию Акуля,
задание партии выполняет. Да здравствует братство да равенство! Ур-ра-я!
- Иди, короста! - толкает его квашней жена.
- Ур-ра-я, граждане! Братству да равенству!..
И граждане веселятся.
- Кому-кому, а энтому от братства и равенства прямая польза!
- Верно сейчас дедко Овин сказал о птицах божьих - не сеют, не жнут, а
веселы...
- Адам безгрешный, портки б только снять.
- Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!.. - Ваня Акуля
вскидывает над головой закопченный чугунок.
- Иди, тошнотное! - качая жидкими телесами, сонная, хмурая,
прошествовала мимо жена Акули. Руки ее бережно прижимали к груди заряженную
квашню - сосуд жизни.
Антон Коробов со своим возом не остановился возле акуленковской баньки,
а проехал из села на станцию. Жена его еще раньше ушла пешком туда же к
знакомым. Коробов пропадал три дня, вернулся с пустой телегой, завернул
сразу во двор бывшего пыхтуновского дома к новому хозяину Мирону Богаткину.
Мы, мальчишки, битый час торчали у забора, жались к штакетинам, ждали,
когда выйдут Коробов с Мироном смотреть коней и бить по рукам.
Битья по рукам не случилось. Из избы неожиданно выскочил Мирон, как
всегда в своей несметной длинной холщовой рубахе, как всегда выгоревшие до
рыжины волосы встрепаны, двигался сейчас с непривычной юркостью, даже,
казалось, стал меньше ростом.
Он скатился с крыльца к лошадям, а на крыльцо вышел Антон Коробов в
парусиновой городской куртке с нагрудными карманами, в парусиновом картузе,
сбитом на затылок, в своих высоких, по самое колено сапогах с твердыми,
словно надутыми голенищами. На его смуглом с пепельной бородкой лице цвел
вишневенький румянец, Коробов сосал толстую папиросу и жмурил светлые глаза
на Мирона. А тот бегал вокруг лошадей, запинался, путался в ремнях -
мальчишески усердный и мальчишески неумелый. Только один раз Коробов подал
голос:
- Удило-то вынь, лапоть!
Мирон освободил от упряжи коней, с куриным прикудахтыванием:
"Родненькие... Красавчики..." - утянул в темные распахнутые ворота сначала
одного, потом другого. Кони шли за ним неохотно, вскидывали головами,
храпели, пытались оглянуться на стоящего на крыльце хозяина.
- Родненькие... Красавчики... Золотые!..
Последний, тот самый, у которого были белые носки на передних ногах и
розовые копыта, коротко и нежно проржал. Антон Коробов выплюнул папиросу и
тут же достал вторую, но спички ломались в его руках, никак не мог раздобыть
огня.
Мирон долго копался в конюшне, наконец выскочил наружу - юркий серый
заяц, - быстро завел створки ворот, навесил замок, защелкнул его и с ключом,
запеченным в коричневом кулаке, с землистым лицом, встрепанной бородой и
глазами, что цвелая водица, двинулся на Коробова.
- Может, возьмешь все-таки деньги? - хрипло спросил он. - Все, что
есть, отдам.