"Владимир Тендряков. Покушение на миражи (Роман)" - читать интересную книгу автора

болезнью -непреходящей тревогой за день грядущий. Я, некий Георгий Петрович
Гребин, пятьдесят шесть лет назад родившийся в глухом районном селе Яровое,
в семье неприметного даже по районным масштабам служащего, со школьной
скамьи попавший в окопы, раненный на Курской дуге, контуженный в Карпатах,
ныне обладающий степенью доктора, званием профессора, числящийся в штате
известного всему научному миру НИИ, умеренно удачливый семьянин, я хочу,
чтоб жизнь и дальше процветала на Земле. Хочу! Не осудите за тривиальность.


2


Вряд ли кому удается уберечь себя в напористом течении времени от
ударов, от случайных травм.
Невзгоды войны, ранение и контузию я как-то не привык ставить в счет,
скорей даже благодарен, "что в двадцати сражениях я был, а не убит". И путь
от студентика, не успевшего скинуть военную шинель, до признанного
профессора тоже должен считать гладким. Неизбежные шероховатости, досадные
препятствия были, однако не настолько значительные, чтоб сетовать на них.
Лет пятнадцать или более того назад я попал в Лондон на международную
встречу физиков, взбудораженных тогда теорией кварков. В нескольких шагах от
сверкающей рекламной Пиккадилли под аркой дома, выходящей на людную
мостовую, я увидел группу юнцов длинноволосых, в цветных кофтах, увешанных
бусами, с подведенными глазами, крашеными губами, с зазывным выражением
панельных девиц. Прохожие не обращали на них внимания - привычно, - а я
выдал себя брезгливым содроганием.
- У вас такого нет, мистер Гребин? - осведомился мой попутчик,
известный в Англии научный обозреватель.
И я решительно, с чистой совестью ответил:
- Нет. Сокрушенный вздох:
- В таком случае верю - будущее за вами, ибо молодость многих развитых
наций в проказе.
Я был наказан за самомнение.
К тому времени у меня уже подрос сын. Он увлекался собиранием марок,
научной фантастикой, фотографией, среди школьников шестых - седьмых классов
занял по лыжам второе место на районных соревнованиях, учился неровно,
порывчиками, пятерки и двойки часто соседствовали в дневнике. Оглядываясь
назад, я вижу его в счастливые летние дни на даче в Абрамцеве, которую мы
снимали у вдовы художника, - выгоревшие волосы, чистое, тронутое загаром
лицо, глаза, доверчиво отражающие небо, тесные потертые шорты и сбитые
коленки... Щемит сердце, хоть кричи.
Сева - единственный сын в благополучной семье. Но для подростка
наступает такое время, когда каждая семья начинает казаться ему
неблагополучной. Каждая, даже самая идеальная! В ее рамках становится тесно,
внешний мир манит к себе, опека материи отца угнетает. Хочется свободы и
самостоятельности. Становление человека неизбежно создает этот
неисключительный кризис, у одних он проходит незаметно, у других перерастает
в трагедию. Сева стал чаще пропадать из дома...
Он отпустил волосы, наотрез отказался стричься, сразу утратил ухоженный
домашний вид, эдакий одичавший послушничек. Он наткнулся на старую кофту