"Владимир Тендряков. Находка" - читать интересную книгу автора

нельзя - через пять шагов собьешься с тропинки, влезешь в чащу или свалишься
в бочаг.
Лес, и без того оголенно-черный, еще грозней потемнел. Через
каких-нибудь полчаса из-под корней выползет мрак и зальет мир.
Но вот лес оборвался, пошел низкий кустарник, кончился и он; Трофим
уперся в ручеек, узенький - шаг в ширину, вздохнул облегченно - шабаш, ночь
проведет под крышей.
Незамысловато петляя, шевеля осоку, ручеек тек к озеру. На его берегу и
стоит избушка с односкатной крышей. Летом здесь - веселый уголок, много
солнца, много сквозной зелени, ручей же просто набит окуневой молодью.
Окуньки длиной в ладонь хватают чуть не за голый крючок. В сенокосы здесь
легко встретить людей, в избушке тогда постоянно топится каменка - не для
тепла, для дыму, чтоб отгонять комаров. Сейчас кой черт занесет сюда
человека.
Пробираясь вверх по ручью, Трофим чувствовал - валится с ног. Мечтал об
одном: чтоб в избе возле печи были заготовлены дрова, чтоб не нужно тащиться
за валежником. Затопить, растянуться на нарах, уснуть под треск каменки, под
едким дымом, плавающим под потолком.
Вот и выбитая тропа, вот и бревенчатая стена, нащупал дверь, толкнул -
обдало банным запахом въевшейся копоти. Внутри темно, волоковые оконца
забиты сеном. Трофим скинул с онемевшего плеча ружье, высвободился от мешка,
чтоб не удариться, протянул руки, наткнулся на шершавые валуны каменки. Эти
валуны были не то чтобы теплые, нет, они скорей хранили какой-то смутный
след тепла. Значит, не так давно, вчера утром или позавчера вечером, они
были раскалены. И это насторожило Трофима.
В ту же минуту он вдруг ощутил - кто-то есть, рядом, живой, не подающий
голоса. Пот выступил под шапкой.
- Ктой тут? - сипло спросил он.
И сразу же шарахнулся к двери, В ответ на его голос раздался странный
звук - не то блеяние ягненка, не то скрипяще заскулила раненая собака.
- Мать честна! Кто здеся?
Спички были спрятаны от сырости в резиновый кисет с табаком. Он не
сразу их достал. А крик продолжался, слабенький, захлебывающийся, не
звериный - человеческий, чем-то очень знакомый, домашний.
Наконец спичка разгорелась в ладони, выперли из темноты лобастые
валуны. Трофим направил свет на нары. Нары были пусты, никого в избе, а крик
стоит.
"Под нарами, должно..." Но спичка потухла. Трофим торопливо зажег
другую, шагнул к нарам, хотел уже нагнуться и только тут заметил, что в углу
нар, ближе к каменке,- какой-то сверток тряпья, голос шел от него.
И снова погасла спичка...
"Чертовщина какая-то..." С третьей спички он заметил вязанку дров возле
темного зева каменки, сверху вязанки - наколотая лучина. Схватил лучину,
обломил, чтоб по ломаному концу быстрей занялся огонь. Сухое дерево
затрещало, осветив горбатое нагромождение матово-черных камней, потолок и
верхние венцы, глянцевитые от копоти, словно окрашенные мрачной масляной
краской. Всполошив тени по бревенчатым стенам, Трофим двинулся к нарам.
Лоскутное ватное одеяло, туго свернутое, перехваченное скрученными в
жгуты тряпками. Из глубины свертка - сипловато-тоненький детский плач.
Младенец! Один! В глухом лесу!..