"Григорий Темкин. Двадцать шестой сезон" - читать интересную книгу автора

себя я принял это определение - совершил человек! Чудовищное
предположение, недопустимое, а потому, может, никем и не проверенное.
Всю ночь я боролся с дикой мыслью, убеждая себя, что убийство - событие
для человечества чрезвычайное, исключительное. Под утро, измученный
сомнениями и угрызениями совести, я понял, что просто так мысли, как и
навязчивую мелодию, из головы не выкинешь. Чтобы разубедить себя, возможен
только один путь - досконально изучить всех участников Тринадцатой
гиперкосмической и выяснить их отношения между собой. Как знать, не было
ли у кого повода желать гибели Феликса Бурцена и Аниты Декамповерде? Если
нет, то все подозрения сами собой отпадут.
Заверив себя, что расследование будет вестись не для того, чтобы
обвинить ученых, а, напротив, чтобы высвободить их от обвинений, я сразу
же почувствовал себя легче.
Итак, с чего начать? Со списка. Я задумался: в каком порядке записывать
имена? И тут же спохватился: заранее определять порядок - значит
предполагать различные степени подозреваемости. Так не пойдет. Стараясь не
раздумывать, я быстро написал шесть имен. Бурцен, Тоцци, Масграйв,
Декамповерде, Елена Бурцен, Саади. Тут же пришлось зачеркнуть Бурцена и
Декамповерде. Уж не самоубийство они вдвоем совершили, в самом деле.
Первым в списке теперь стоял Альберто Тоцци.


Войдя в кают-компанию, я сразу приметил Саади, вставшего навстречу мне
с дальней стороны длинного стола. Профессор был одет в просторную голубую
арабскую дишдашу с расшитым бисером воротом и широкими рукавами. Из-под
дишдаши выглядывали плетеные, на босу ногу шлепанцы. Саади приложил руку
ко лбу, коснулся груди и слегка наклонил голову. Волосы его были аккуратно
зачесаны назад волнами, черные, чуть тронутые сединой. Затем Саади вытянул
вперед крепкую ладонь с пухлыми пальцами.
- Рад лицезреть вас воочию, Алексей Васильевич, - приветствовал он. -
Присаживайтесь. И позвольте на правах старожила - я на гиперлете уже пятые
земные сутки - поухаживать за вами. Вы любите чай? - обратился Саади. И,
покосившись на соседних пассажиров, сказал: - Знаете что... Пойдемте-ка,
Алексей Васильевич, пить чай ко мне. Заодно и побеседуем. У вас, чувствую,
накопилось немало вопросов. Не возражаете?
Я не возражал. Мы перешли в каюту Саади, как две капли воды похожую на
мою. Впрочем, колоритная личность временного хозяина уже наложила
отпечаток на спартанский интерьер комнаты: секретарь был безо всякой
почтительности низложен на пол, а его место на столике занимало большое
круглое блюдо из красной меди. В центре посудины стояла серебряная
вазочка, покрытая затейливыми орнаментами. Вазочка имела антикварный вид и
напоминала старинный сосуд, в каких когда-то хранили жидкость для письма.
- Нет-нет, - перехватил мой взгляд Саади, - это не чернильница.
Он откинул резную крышечку сосуда и в открывшееся углубление положил
желтоватую, с ноготь величиной пирамидку.
- Именуется сей малоизвестный в наши дни предмет, - торжественно изрек
профессор, - курительницей, и предназначен он для курения благовоний.
Саади щелкнул пьезоэлементом в основании курительницы, и пирамидка
задымилась. По каюте пополз приторный, немного удушливый, но не лишенный
приятности аромат.