"Григорий Темкин. Звездный егерь (Научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

- Есть, - сказал Грауфф. - Вы не сказали, что делать, если встретим
трехпалого.
Ничего не ответив, Стас поднялся на ноги, подошел к дереву, подвязал к
ветке, как елочную игрушку, шарик радиомаяка. Включил его, потом
повернулся к охотникам.
- У анторгских животных, так же как и у земных, сердце расположено с левой
стороны, - медленно и чуть хрипловато произнес он. - Постарайтесь не
промахнуться.
Цепко держась взглядом за едва заметную дорожку трехпалых следов, Грауфф
почти бежал по лесу.
Как же жадно человек хватается за мало-мальски удобное оправдание и даже
выдумывает его, если надо, лишь бы заглушить в себе чувство стыда. Для них
таким поводом начать бег от собственной совести послужил трехпалый.
Грауфф вдруг потерял след, остановился. Слева, вторя его движениям, замер
Бурлака, его лысина заблестела в кустах. Хрустнула ветка справа.
"Ай-ай-ай, вам еще учиться и учиться, юноша", - с укоризной подумал
Грауфф. След отыскался неподалеку, и доктор снова уверенно и бесшумно
зашагал вперед.
... Да, стыдно. Как получилось, что он, в шестом поколении охотник, всю
жизнь считавший врагов природы своими личными врагами, вдруг сам
фактически стал браконьером? Да, он всегда охотился только на то, что
разрешалось. Но кем разрешалось? Егерем или сверхгостеприимными хозяевами?
Ведь есть же правила, созданные, чтобы охранять природу от человека, и раз
нельзя никому, то почему можно ему, с какой стати? Но для него делают
исключение. Делают, сами на то права не имея. И нечего ссылаться на
других, он всегда мог отказаться. И мог, и должен был.
Грауфф горько пожевал нижнюю губу, крепкие зубы скрипнули по волоскам
бороды, густо зачернившей половину лица. Из шестидесяти трех лет своей
жизни он не менее тридцати отдал увлечению охотой. Он знал и понимал лес,
обладал хорошо развитой интуицией, чувствовал себя на любой охоте свободно
и уверенно и считал, что с природой в приятельских отношениях и может
говорить с ней на "ты" и потому "по-приятельски" позволял себе то, что
другим было непозволительно. Только сегодня, впервые за многие годы, он
подумал, что никто, ни один человек не имеет права разговаривать с
природой иначе, как на "вы", и ощутил такое незнакомое и потому, наверное,
такое неприятное чувство стыда. Грауфф понял, что ему почему-то не хочется
больше преследовать трехпалого...
Они прошли по следу еще с полчаса, наткнулись на еще не остывший труп
рогатого муравьеда с перебитым позвоночником, двинулись дальше, снова
растянувшись цепью.
Сухая, чуть присыпанная листьями почва редколесья сменялась влажными
моховыми болотцами, тропа, оставленная зверем, то взбиралась на невысокие,
покрытые хвойным стлаником сопки, то спускалась в проточенные неутомимыми
ручьями овраги. Разглядывая отпечатки в форме трилистника на очередном
островке сырого мха, Грауфф вдруг заметил, что травинки, примятые по
границе следа, еще не распрямились. Он потрогал дно следа: мох был плотно
прижат к грунту. Если бы зверь прошел хотя бы час назад, пружинистый мох
успел бы немного приподняться. Грауфф негромко два раза свистнул.
- Что? - возбужденно блестя глазами, спросил прерывистым шепотом
подбежавший Бурлака.