"Виктор Петрович Тельпугов. Парашютисты " - читать интересную книгу автора

предосторожностями. Иногда и без предосторожностей.
Одна из мин застряла как-то в миномете, который пристреливал сержант
Шахворстов, человек нетерпеливый и резкий. Нарушая всякие правила
безопасности, он заглянул в ствол миномета. Мина, изменив положение в
стволе, проскочила вниз, на боек. Прогремел выстрел. Через мгновение
Шахворстов, широко разбросав руки, лежал на земле. Из правой глазницы его
торчал стабилизатор мины, пробивший голову. Даже кровь не успела хлынуть,
только несколько капель ее упало на зеленый ворот гимнастерки.
Разве могли в то утро предположить десантники, какие реки крови скоро
разольются по земле из человеческих жил? Не догадывались даже, но вид и цвет
этих нескольких капель, обагривших гимнастерку Шахворстова, вселили еще
большую тревогу к их сердца. Смерть уже охотилась за ними. На каждом шагу.
Этой осенью Шахворстов должен был демобилизоваться и ехать на Дальний
Восток, к своей невесте, которая ждала его. Уже был куплен в складчину,
втайне от Шахворстова, синий бостоновый костюм - "приданое" (Кузя купил,
когда ездил в Москву). Уже готовили ребята и другие подарки, сочиняли
поздравительные стихи, фотографировали Шахворстова, надев на него синюю
командирскую пилотку, чтобы еще более бравым выглядел сержант перед
невестой. Всем хотелось, чтобы смотрел он орлом. Для этого пилотка лихо
заламывалась набекрень.
Хоронили Шахворстова на кладбище, расположенном неподалеку от казарм.
На свежий холмик земли рядом с цветами была положена синяя пилотка,
поблескивавшая на солнце эмалевой звездочкой.
Над кладбищем прошли бомбардировщики. Они летели низко и тихо, бросая
на землю косые ширококрылые тени.
А дороги за кордоном все пылили и пылили. Гудели моторы, громыхали
колеса, звенели подковы.
Все более напряженным становился и без того изнурительный темп учений
наших десантников. Тревога! Тревога! Тревога! И марш-бросок после каждой.
Если такое совпадает с днем сухого пайка - собирай все свои силушки. Рыжая
селедка, кремень [26] сухаря да кружка жгучего чая. Вот и весь дневной
рацион. Стискивай зубы, подтягивай ремешок. Ну и песню, конечно, давай. Вынь
да положь песню.
И как это все-таки мудро многое на свете устроено! Все уже выпотрошены.
До конца. Старшина требует от бойцов невозможного. Откуда же взять эти силы,
чтобы песня слетела с пересохших селедочных губ? Чтобы натруженные плечи
распрямились, чтобы ноги обрели устойчивость? Запевают нехотя, со злостью
даже. Вернее, не запевают, а вторят старшине - еле слышно. Проще говоря,
чуть шевелят языком, чтобы не придрался старшина, не разгневался, не
остановил строя.
Но вот происходит чудо. Шаг за шагом, вздох за вздохом. Все громче и
стройней голоса, все увереннее ритм и такт. Про Катюшу. Про трех танкистов.
Про махорочку...
Вырвалась, выстрадалась песня! Теперь уже не сникнет, пока не доведет
до привала. И только тут оставит солдата, и то ненадолго. Привалы коротки,
ой как коротки привалы! Только лег, расстегнул ворот, разбросал руки в
колеблемой стрекозами траве, не успел поделиться табаком с соседом, а
старшина уже на ногах. Глаза бы в ту минуту на него не смотрели! Но не
отведешь ведь глаз от старшины. Вот и смотришь на него! И от усталости даже
не слышишь его голоса, по движению губ догадываешься: