"Николай Дмитриевич Телешов. Крамола (Из цикла "1905 год")" - читать интересную книгу автора

сиротливой, одинокой душе ее приблизилась другая душа, такая же одинокая и
сиротливая, требующая себе отклика.
- Яша...
- Дуня...
Оба они сказали это вместе; они шепотом назвали друг друга по имени, и
оба почувствовали, что это ценнее и ближе, чем все их утренние поцелуи за
всю их жизнь.
- Войди, Яша, - сказала Дуня, распахивая дверь и снова запирая ее на
крючок. - Садись вот здесь, - указала она на стул. - Что с тобой? Говори.
Яша был рад, что в комнате не было огня, кроме лампадки, горевшей в
красном стакане перед большой иконой с темным ликом и темными, скрещенными
на груди ладонями. Он рад был этому бледному, мягкому свету, этому
прозрачному розовому полумраку; ему не хотелось показывать сестре своих
глаз, на которые готовы были каждый миг навернуться слезы, и он тихим,
прерывающимся шепотом начал рассказывать ей про знакомство с Вороновым,
про свое желание умереть за царя и за правду, про сегодняшнее собрание, на
которое он шел с трепетом и радостью, но ушел с него смущенный, и,
наконец, про встречу с Федором и про свои сомнения.
- Мне надо знать, где правда. Мне непременно надо знать правду.
- Какую правду? - тихо и внимательно спросила Дуня.
Они все время разговаривали шепотом, потому что вокруг все спали, и оба
они боялись, чтобы кто-нибудь не проснулся и не подслушал их.
- Я не знаю, где правда и какая она, - говорила Дуня, в первый раз в
жизни исповедуя свои думы и свои мечты. - Я знаю одно: все мы несчастны.
Все несчастны, которые здесь живем. Не потому, Яша, что дедушка с бабушкой
и папаша люди дурные, - не потому. Они люди вовсе не дурные. Может быть,
мы с тобой хуже их. Они хорошие, но - по-своему. Они честные и добрые...
очень честные... но посвоему... Их не переделаешь. Но мы-то? Я-то сама? Я
задыхаюсь здесь. Понимаешь, задыхаюсь. Точно меня зарыли в могилу... точно
я для них какой-то щенок или котенок, или... я уж не знаю сама - что я для
них. А ведь они меня любят, - я знаю, - желают мне счастья... Но беда в
том, что ихнее счастье для меня все равно что для птицы клетка, для живого
человека - тюрьма!.. Видишь, какая я нехорошая, неблагодарная...
Она вздохнула и, сложив на коленях руки, опустила голову. Яша молчал:
все в эту ночь было для него загадкой и тайной.
- Ты видал ли, Яша, чтобы я улыбалась? Видал ли, чтоб я радовалась
чему-нибудь, открывала бы душу? Ты не видал этого? Да и не знал, вероятно,
что все это бывает иногда нужно человеку... очень нужно!
Растерянно и изумленно Яша зашептал в ответ искренне, от всего сердца:
- Нешто тебе чего не хватает, Дуня? Ты скажи мне... Я тебе все достану.
Только скажи мне, Дуня. Я все достану.
- Свободы мне надо, Яша! - просто и тихо шепнула в ответ ему сестра и в
первый раз улыбнулась - горько и ласково. - Свободы! Только свободы, а
остальное все неважно, да и все будет; все будет, чего захочу, была бы
свобода, Яша!
- Знаешь, что? - вдруг сказала она таинственно и сделалась строгой. -
Поклянись мне, что никогда и никому не скажешь ни единого слова, пока сама
не позволю.
Она указала на образ:
- Клянешься молчать? Я поверю.