"Николай Дмитриевич Телешов. Сухая беда (Из цикла "По Сибири")" - читать интересную книгу автора

иногда нарубить собственноручно вязанку дров и делал это не ради моциона
или принципа, а больше по простоте душевной; по моде не одевался, ходил в
рубахе с высоким жилетом, в простых шароварах и в валенках. Однако не
всегда бывало так просто и пусто в городе, иначе про него не знал бы
никто, что он существует на свете, а он был не только известен, но даже
знаменит в своем роде: ежегодно зимою здесь открывалась ярмарка на целый
месяц, на которую съезжалось так много всяких людей из столиц, с Волги и
Сибири, что становилось тесно, съезжались купцы, доктора, фотографы и
артисты, съезжались губернские жулики и столичные шулера... Каких только
имен и профессий не красовалось тогда на вывесках, каких не привозилось
товаров! Но, помимо товаров и денег, приезжие завозили с собою
необыкновенный шум и веселье: открывались трактиры на всевозможные вкусы,
с арфистками и без арфисток, с музыкой и без музыки, до кабака
включительно; открывался театр для более взыскательной публики, где
исполняли "Гамлета" и "Дон-Карлоса" вперемежку с такими комедиями, о каких
в столице не всякий имеет понятие, открывался цирк с забавными пантомимами
и свыше десятка бань, которые считались здесь почему-то тоже за места
увеселительные...
Для города ярмарка была - все: она прославила его имя на тысячи верст,
кормила и поила всех жителей, поэтому и готовились к ней, как к великому
празднику, и все горожане менялись перед нею, точно по мановению
волшебства; они бросали обычные дела, отколачивали забитые квартиры,
готовили лучшие платья, и многие уже заблаговременно ходили с красными
носами и опухшими глазами, уверяя, что это будто от хлопот и бессонных
ночей. Городской голова на время ярмарки облекался в черный сюртук,
надевал крахмальную манишку, немецкие сапоги и разъезжал по почетным
купцам, отдавая визиты. Нередко, впрочем, случалось, что, явившись во всем
параде к приезжему, представитель города важно входил в переднюю и
здоровался сначала с лакеем за руку, расспрашивал, как он поживает, все ли
в добром здоровье, а затем уже позволял ему снять с себя шубу и ботики.
Происходи то это по очень простой причине: наниматься в лакеи к ярмарочным
гостям имели большую склонность местные мещане, не считавшие никакую
работу унизительной, была бы лишь доходна, а с ними со всеми городской
голова был круглый год в наилучших отношениях, с иными даже приятель и кум.
В один из морозных февральских дней, когда ярмарка была в полном
разгаре, в городскую заставу въехала старомодная повозка с большим
лубочным чепчиком, запряженная тройкой потных коней, и, звеня
колокольчиками, не спеша поплелась по дороге.
- Куда прикажете? - оборачиваясь к ссдолу, спросил ямщик.
Из повозки выглянула на минуту голова в сибирской оленьей шапке,
закутанная по уши в доху, и прозвучал в отBeл резкий молодой голос:
- Сказано, к Емельяннхе!
На улице было людно. Везде кипела деятельность и спешка; озабоченные
лица людей и торопливая походка - все свидетельствовало о делах и недосуге.
Вот, выйдя из двери магазина, ловкий торгаш встряхивает мех перед
покупателем; вон двое горячо спорят, очевидно из-за цены, и взмахивают уже
руками, как бы готовясь закрепить рукобитьем сделку; тут соблазнили
кого-то сверкающие за окном брильянты, там - вывешивают напоказ цветные
материи. Все спешат, суетятся, волнуются...
Эта лихорадочная жизнь сразу охватила приезжего.