"Николай Дмитриевич Телешов. Петух" - читать интересную книгу автора

- Ну, какую там денежку.
- Честное слово! В прошлую зиму каждый раз выигрывал. Пойдемте, Захар
Фомич, одевайтесь-ка! - неожиданно предложил Травников, взглядывая на
часы. - Как раз к началу попадем.
Захар Фомич нахмурился.
- Это рядом почти. На полчасика. Посидим, чайку попьем...
- Нет, - ответил старик. - Там, говорят, сидеть тошно.
А я ведь, знаете, всякое создание люблю, птицу люблю.
Как я там буду? Как буду глядеть?
- Вот какой вздор! Кто сказал - сидеть тошно? Ничего не тошно, а даже
весело и все равно как в цирке: такой же круг на полу, а вокруг него
барьер, а за барьером скамейки - колесом в два яруса. Интересная,
заманчивая штука. Всегда спасибо говорить будете.
- На полчасика, говорите?
- Самое большее. Одевайтесь-ка, не теряйте золотого времени.
Вздыхая и сомневаясь, Захар Фомич все-таки оделся, сказав Матрене, что
скоро вернется, положил в карман кошелек - на всякий случай, и вышел с
Травниковым на улицу. Идти было действительно недалеко, и вскоре они
остановились у дверей трактира.
- Пожалуйте, Захар Фомич!
Они прошли грязной и дымной комнатой, наполненной людьми, потом
свернули налево, где было просторнее и светлее, и сели за столик.
- Здесь почище, - сказал Травников, - эта зала для уважаемых.
В "уважаемой" - так называлась эта комната - сидела уже большая
компания за общим столом. Дико здесь казалось Захару Фомичу, но он скоро
освоился и начал вглядываться в людей и прислушиваться к беседе. Травников
объяснял ему:
- Длинноволосый - это фельдшер. Пустой человек, больше пьет на чужие...
А рядом - бритый - это кондитер, огромные дела делает. Петух у него был, -
вот, я вам скажу, - петух! Непобедимый! Наполеоном звали... сколько призов
взял. Теперь околел.
Вокруг беседа между тем позатихла. Но почти сейчас же явился откуда-то
трактирщик, низкорослый, юркий и не столько толстый, сколько крепкий,
налитый здоровьем человек, с бегающими глазами, с глянцевитой лысинкой и
небольшой, выстриженной вроде пряника, бородкой. Войдя, он остановился
почти на пороге. Улыбаясь, подпирая руками бока и растопырив ноги, он
развязно обратился к окружающим, уверенный в силе своего слова:
- Что ж, господа хорошие, разговариваете мало и тихо? Скучно так
сидеть. Беседа веселит соседа!
Улыбка его стала еще шире и благосклонней, красноватые пухлые щеки
упруго надулись, как резиновое литье, и из-за тонких губ показались белые
частые зубы. Поиграв серебряной цепочкой, окружавшей его воловью шею,
спускавшейся по всей груди до половины живота, он оправил конец розовой
рубахи, которая виднелась под широким пиджаком, закрытая до горла высоким
жилетом, и подсел к столу.
- Петушок ваш как здравствует? - обратился он к фельдшеру.
- Ничего, поправляется. Уж очень его потрепали жестоко; насилу залечил,
- ответил фельдшер, - хорошо, что сам в лекарствах толк понимаю, а то бы
не жить! - и сейчас же заспорил с кем-то о своем петухе.
Разговор оживился, и довольный трактирщик, громко засмеявшись на