"Надежда Тэффи. 224 Избранные страницы" - читать интересную книгу автора

- А у кого?
- Тоже неизвестно. Ужас!
- Да откуда же вы это узнали?
- Из радио. Нас обслуживает два радио: совет-ское и наше собственное,
"Первое Европейское Переврадио".
- А Париж как к этому относится?
- Что Париж? Париж, известно, как собака на сене. Ему что!
- Но скажите, кто-нибудь что-нибудь понимает?
- Вряд ли! Сами знаете, это Тютчев сказал, что "умом Россию не понять".
А так как другого органа для понимания в человеческом организме не
находится, то и остается махнуть рукой. Один из здешних общественных
деятелей начинал, говорят, животом понимать, да его уволили.
- Н-да-м...
- Н-да-м.
Посмотрел, значит, генерал по сторонам и сказал с чувством:
- Все это, господа, конечно, хорошо. Очень даже все это хорошо. А
вот... Ке фер? Фер-то ке?
Действительно - ке?

Когда рак свистнул

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ УЖАС

Елка догорела, гости разъехались.
Маленький Петя Жаботыкин старательно выдирал мочальный хвост у новой
лошадки и прислушивался к разговору родителей, убиравших бусы и звезды,
чтобы припрятать их до будущего года. А разговор был интересный.
- Последний раз делаю елку, - говорил папа-Жаботыкин. - Один расход, и
удовольствия никакого.
- Я думала, твой отец пришлет нам что-нибудь к празднику, - вставила
maman-Жаботыкина.
- Да, черта с два! Пришлет, когда рак свистнет.
- А я думал, что он мне живую лошадку подарит, - поднял голову Петя.
- Да, черта с два! Когда рак свистнет.
Папа сидел, широко расставив ноги и опустив голову. Усы у него повисли,
словно мокрые, бараньи глаза уныло уставились в одну точку.
Петя взглянул на отца и решил, что сейчас можно безопасно с ним
побеседовать.
- Папа, отчего рак?
- Гм?
- Когда рак свистнет, - тогда, значит, все будет?
- Гм!..
- А когда он свистнет?
Отец уже собрался было ответить откровенно на вопрос сына, но,
вспомнив, что долг отца быть строгим, дал Пете легонький подзатыльник и
сказал:
- Пошел спать, поросенок!
Петя спать пошел, но думать про рака не перестал. Напротив, мысль эта
так засела у него в голове, что вся остальная жизнь утратила всякий интерес.
Лошадки стояли с невыдранными хвостами, из заводного солдата пружина