"Елена Ткач. Золотая рыбка " - читать интересную книгу автора

перенеслась в совершенно другой мир, и тот, кто вел ее, нравился ей все
больше.
На улице на них заглядывались - красивая пара! Высокий, темноволосый
Алексей с крупными чертами породистого лица и горделиво посаженной головой
казался колоссом рядом с хрупкой, тоненькой Верой. Говоря, он не отрывал
взгляда от ее лица, а глаза его - синие, ясные - лучились светом. А ее
светло-карие сверкали в свете этих синих лучей...
- Знаете, Вера, Шехтель - личность совершенно удивительная. Он был
знаменит на весь мир, в двадцатые годы ему не раз предлагали выгодную работу
за границей, а он не уехал...
- А куда было ехать, Алеша, если все его дома оставались здесь... Мне
кажется, невозможно оставить то, что тебе дороже всего...
- Ну конечно, вы правы! Нельзя, невозможно, но в этом-то и парадокс...
За это часто приходится расплачиваться.
- А... как расплатился он?
- Ужасно. Его выселили из построенного им особняка на Большой Садовой,
и до конца дней он жил в коммуналках.
- Да-а-а... Человек, подаривший Москве такую красоту! Это время или
судьба?
- Не знаю. Судьба художника часто бывает тяжелой, если не сказать -
трагической. Может быть, плата за дар...
- А вот вы... Ведь вы - художник. Вы рады своей судьбе?
Алексей помолчал, отвел взгляд. А когда снова взглянул на Веру, она
чуть не отшатнулась - так он переменился. Взгляд его стал
замкнуто-отстраненным, точно он смотрел сейчас на нее через
пуленепробиваемое стекло... Он видел ее - и словно не замечал.
- Да... рад, - глухо сказал он, сказал - как отрезал. И продолжал о
Шехтеле, словно эта тема была той соломинкой, за которую хватается
утопающий: - Шехтель умер в двадцать шестом году, больной, голодающий и
всеми забытый.
- А... любовь? Была? - тихо спросила Вера.
- О-о-о, этот человек много любил: и циркачек, и Полину Виардо... И
жена была, дети, внуки. Эх, Верочка, даже несмотря на такой финал, какие
люди жили в начале нашего века!
- Нам тоже, Бог даст, жить в начале века - следующего. Интересно, что
будет тогда?
Они затронули слишком серьезные темы, и теперь оба хотели как-то
выбраться из этого разговора: он почему-то пугал. Тем более что Вера видела:
Алексей становился все мрачней, все отстраненней...
Вдруг он подхватил Веру на руки, закружил над бульваром - они уже вышли
к Гоголевскому - и начал балагурить, смеяться, и смеялась она, и этой волной
веселья смыло их внезапную полуосознанную тревогу.
Весна!

И с этого дня они стали встречаться в Театралке. Работали за соседними
столиками. Ходили гулять. В театр. По музеям. И Алексей все так же много и
интересно рассказывал, а Вера слушала. И тоже рассказывала. И подшучивала
над его пристрастием к модерну. И словно смахивала с него музейную пыль -
Алексей оживал, все более увлекала его сама жизнь - современная,
неприглаженная, живая... А она все больше погружалась в прошлое, находила в