Глава 20

— Все это становится ужасно грязным, Гарри, — сказал Майкл обеспокоенно. — Мне это не нравится.

Мы шли от дома до мастерской, под ногами хрустел снег. Свет дня тускнел, город накрывал второй облачный фронт, омрачая небеса обещанием больших снегопадов.

— Мне тоже все это очень не нравится, — ответил я, — но никто не спешит предложить мне другие варианты, — я остановился по колено в снегу. — Как Мёрфи?

Майкл тоже остановился возле меня.

— Черити, вот у кого настоящее медицинское образование, но эта рана оказалась достаточно простой и для меня. Мы остановили кровотечение, и перевязали рану. Конечно, она должна поберечься несколько дней, но, думаю, все будет в порядке.

— Ей очень больно? — спросил я.

— Черити всегда держит немного кодеина под рукой. Это не такое сильное болеутоляющее, как в больнице, но оно хотя бы позволит ей уснуть.

Я скривился и кивнул.

— Я собираюсь выследить динарианцев, Майкл.

Он глубоко вздохнул.

— Ты собираешься на них напасть?

— Я должен, — ответил я, резче, чем надо бы. — Поскольку есть люди, которые не заслуживают второго шанса, Майкл, и, если эти ребята не занесены в постоянный список дерьма, я уж и не знаю, кто туда занесен.

Майкл слегка улыбнулся мне.

— Мы все, Гарри.

У меня по телу прошла дрожь, но я не позволил ей отразиться на лице и ограничился тем, что закатил глаза.

— Ну да, ну да. Первородный грех, божья благодать, я уже все это слышал, — вздохнул я. — Но я не планирую нападать на них. Я только хочу узнать о них все, что можно, прежде чем мы с ними столкнемся.

Майкл кивнул.

— Мне нужна любая информация, которой ты располагаешь, но мне не нужны философские дебаты.

— Я уже связался с отцом Фортхиллом, — проворчал Майкл. — Он сообщил имя того, кто, как мы думаем, мог бы быть в городе с Тессой.

Несколько секунд я чувствовал себя настырным сопляком.

— О, — наконец протянул я. — Спасибо. Это … здорово может помочь.

Майкл пожал плечами.

— Мы научились опасаться даже своей собственной разведки. Падшие — мастера обмана, Гарри. Иногда требуются столетия, чтобы поймать одного из них на лжи.

— Я знаю, — сказал я. — Но должны же вы хоть в чем-то быть уверены.

— Кое в чем, — ответил он. — Мы достаточно уверены, что Тесса и Имариэль являются вторыми по старшинству из динарианцев. Старше только Никодимус и Эндуриэль.

— Тесса и Никодимус конкуренты? — спросил я.

— Вообще-то да, — ответил Майкл. — Не знаю, стоит ли это упоминать, но я предполагаю, что они еще и муж и жена.

— Брак, заключенный в аду, а?

— Не думаю, что это что-то значит для кого-то из них. Они очень редко сотрудничают, но когда это случается, ничего хорошего ждать не стоит. Последний раз согласно отчетам Церкви это случилось прямо перед тем, как эпидемия бубонной чумы накрыла Европу.

— Эпидемия? Никелевые головы устроили эпидемию, когда последний раз были в городе, — я покачал головой. — Но, наверное, в репертуаре семейной пары, сложившейся столь давно, найдется не один номер.

— Разнообразие — ключ к счастливому браку, — торжественно согласился Майкл, его рот дрогнул. — Никелевые головы?

— Я решил, что их прежнее название звучит слишком благородно, а с учетом того, что они из себя представляют, они его не заслужили.

— Те, кто их недооценивают, долго не живут, — предостерег Майкл. — Будь осторожен.

— Ты меня знаешь.

— Да, — согласился он. — На чем мы остановились?

— На эпидемии.

— Ах, да. Никелевые головы в прошлом использовали эпидемии, провоцируя большинство опустошений и беспорядков.

Я прогнал улыбку, которая угрожала моему образу крепкого орешка, а Майкл тем временем продолжал.

— В большинстве случаев эта тактика оказалось успешной. Как только вспыхивает чума, нет почти никаких ограничений страданиям, которые они могут причинить, и количеству погубленных жизней.

Я нахмурился и скрестил руки на груди.

— Саня сказал, что Тесса выбирала нетерпеливых… И, как я понял, предпочитала их талантливым.

Майкл кивнул.

— Падшие, из тех, кто следует за Имариэлем, овладевают носителем очень быстро. Ни один из них не пытается быть добрым к тому, с кем он подписывает договор, но команда Имариэля — монстры среди монстров. Тесса выбирает своих из числа растоптанных, отчаявшихся, из тех, кто считает, что им нечего терять, из тех, кто уступит искушению быстрее.

Я проворчал.

— Именно такие и пробуждают чуму. Или любой другой вид хаоса.

— Да. Мы полагаем, что это одна из причин, по которой она время от времени сотрудничает с Никодимусом.

— Она сосредоточилась на краткосрочных проблемах, — сказал я, начиная понимать, — а он заботится о перспективе.

— Точно, — ответил Майкл, — когда он бросил монету Ласкиэли моему сыну, это был тонко просчитанный жест.

— Направленный на то, чтобы привязать меня, — продолжил я.

— Тебя, — подтвердил Майкл, — или моего сына.

По мне прошел холод, который не имел никакого отношения к температуре воздуха.

— Дать монету ребенку?

— Ребенок не может защититься. Он может быть воспитан голосом Падшего ангела, нашептывающим ему на ухо. Ребенка можно сформировать. Подготовить, чтобы использовать как оружие против его собственной семьи. Представляешь?

Я осмотрел двор, где было так весело всего несколько часов назад.

— В голове не укладывается, — ответил я.

Майкл спокойно продолжил.

— Вообще, семьи носителей Мечей защищены от такого зла. Но подобные истории случались и раньше. Никодимус пронес монету через столетия, для него не проблема подождать десять, или пятнадцать, или двадцать лет, чтобы достичь своей цели.

— Именно поэтому ты думаешь, что он здесь, — сказал я. — Поскольку не в стиле Тессы привлекать кого-то силой, как Марконе.

— Ну да, — подтвердил Майкл. — Но я полагаю, для нее достаточно того, что присоединившись к мужу, она сможет окружить себя столь любимыми хаосом и отчаянием.

— А сколько никелевых голов у нее под началом?

— Тесса руководит группой из пяти других Падших, — он коротко улыбнулся. — Извини. Теперь из четырех.

— Благодари Томаса, — ответил я, — не меня.

— Я хочу сказать, что Никодимус… — начал было Майкл, потом покачал головой. — Я полагаю, ты уже знаешь, что Никодимус специализируется на уничтожении любых отчетов, которые о нём составляет Церковь. Их будет нелегко систематизировать.

— А ведь нынче информационный век, — вставил я.

— … Наша информация о нем отрывочна. Мы думали, что у него только три постоянных компаньона, но потом оказалось, что у него монета Ласкиэли, которая, как мы считали, в безопасности хранилась в чилийском монастыре. Полагаю, считать, что мы что-то знаем наверняка, просто небезопасно.

— А при самом плохом раскладе, — спросил я, — сколько у него может быть с собой других монет?

Майкл пожал плечами.

— Возможно, шесть. Но это только предположение.

Я уставился на него.

— Ты говоришь, что на сей раз с ним может быть полдюжины ходячих кошмаров?

Он кивнул.

— В последний раз, когда они явились, их было четверо, а у нас здесь были все три Меча. И только мы остались в живых.

— Я знаю.

— Но ты к этому привык, верно? — спросил я его. — Рыцари ведь все время сражаются в таких условиях.

Он бросил на меня успокаивающий взгляд.

— Я бы хотел превосходить их численностью вдвое, если возможно. А лучше и втрое.

— Но Широ сказал, что он боролся на поединке с несколькими, — сказал я. — Один на один.

— У Широ был дар, — ответил мне Майкл. — Настоящий дар. Широ играл с мечами, как Моцарт с музыкой. Я не похож на него. Я не боюсь столкновения один на один, но в этом случае силы окажутся примерно равны, моя судьба будет в руках Бога.

— Супер, — вздохнул я.

— Вера, Гарри, — отозвался Майкл. — Он не оставит нас. Вера служит добру, чтобы побеждать зло.

— Последний раз добро победило, — сказал я спокойно. — Более или менее. Но это не помешало им убить Широ.

— Наши жизни принадлежат Всемогущему, — смиренно сказал Майкл. — Мы служим и живем не для себя, а для других

— Да, — сказал я. — Уверен, что это очень поможет твоим детям, когда они будут расти без отца.

Майкл резко повернулся, встал прямо передо мной, сжав правую руку в кулак.

— Замолчи, — сказал он низким угрожающим голосом. — Сейчас же.

Да поможет мне Бог, видя, что он сильно разозлился, я продолжал колебаться. Однако здравомыслие ухватило меня за загривок и потащило в сторону. Я сделал несколько шагов прямо в снег и остановился спиной к нему.

Здравомыслие пригласило позор к себе на чай с булочками. Черт возьми. Считается, что я — волшебник. А значит, обладатель дисциплинированного ума, связанного с моей внутренней силой, и всякое такое дерьмо. И вот, вместо того, чтобы держать себя в руках, я бросил в человека словами, которые он вовсе не заслужил, потому что …

Я просто боялся. В самом деле, просто боялся. Я всегда начинал бросаться колкостями, когда меня что-то пугало. Обычно это придавало мне уверенности, но сейчас было совсем другое дело. Когда что-то пугало меня, я использовал свой гнев, как оружие против страха. Но на сей раз я позволил своему страху и гневу влиять на мои мысли и в результате ударил своего друга в самое чувствительное место, какое у него было, причем тогда, когда он ожидал от меня поддержки.

И тут я понял, почему сержусь на Майкла. Я хотел, чтобы он прилетел, как Супермен, и решил мои проблемы, а он этого не сделал, обманул мои ожидания.

Мы всегда разочаровываемся, когда узнаем, что у кого-то еще есть человеческие пределы, такие же, как у нас. Глупое на самом деле чувство, и мы это хорошо осознаем, но от осознания ничего не меняется.

Я задался вопросом, не чувствовал ли Майкл когда-либо тоже самое по отношению ко мне?

— Мое последнее замечание, — пробормотал я, — было неуместным.

— Да, — подтвердил Майкл. — Действительно.

— Мне извиниться, будем драться или еще что-то?

— Есть более полезные способы занять время. В центре нашего внимания должны быть Никодимус и Тесса.

Я повернулся к нему.

— Согласен.

— Но с этим мы не закончили, — резко добавил он. — Обсудим после.

Я что-то буркнул и кивнул. Напряженность так и повисла в воздухе между нами. Займемся делами, так будет легче.

— Знаешь, чего я не могу понять? — спросил я. — Как ты строишь линию рассуждений от момента захвата Марконе до общества, погруженного в хаос и отчаяние?

— Не знаю, — ответил Майкл, неосознанным жестом он положил руку на рукоятку меча, который теперь носил на поясе. — Но Никодимус знает, что делает. У меня паршивое предчувствие, что независимо от того, чем он занят, мы должны понять это прежде, чем свершится непоправимое.