"Олег Таругин. Холодный бриз " - читать интересную книгу автора

данное Ивакину. - Точно понял? Под мою ответственность! Пусть бьют всех
подряд, но чтоб никто ни оттуда, ни сюда. Ясно?
- Да. Никого не впускать, не выпускать...
- Молодец. Выполняй. Отвечаешь головой! Давай, давай, не тормози! Да,
вот еще - все эти железяки на поле накрой брезентом, если брезента не
хватит - ветками, масксетями, чем хочешь, но накрой. Чтоб ни с одного
самолета... ну, ты понял? Оружие собери, опиши и запри где-нибудь. И охрану
выставь.
- Так точно, понял, сделаю.
- Вот и делай... - вздохнул Качанов, отворачиваясь.

с. Чабанка, военный городок БС-412, штабное здание, 17 июля 1940 года
- Крамарчук Юрий Анатольевич, украинец, 1955 года рождения, ныне
беспартийный, ранее, - старший лейтенант госбезопасности нахмурился, по
слогам выговаривая незнакомую аббревиатуру, - член 'ка-пэ-эс-эс' с 1984
года, подполковник украинской армии... все верно? - он поднял голову,
скользнув взглядом по лицу допрашиваемого. Чего стоило Качанову это внешне
равнодушное движение, этот спокойно-усталый взгляд, знал только он сам. - И
вы по-прежнему настаиваете именно на этих...э-э-э...датах?
- Настаиваю, - устало кивнул подполковник и, чуть помедлив, добавил:
- Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, разрешите еще
раз закурить?
- Курите, - Качанов пододвинул ему пачку одесского 'Сальве', пристроил
сверху полупустой спичечный коробок. Вообще-то, курить Крамарчук бросил еще
лет восемь назад и нисколько об этом не сожалел, но буквально час назад
неожиданно понял, что это определенно было ошибкой. Там, в прошлом. Точнее,
блин, в будущем. Курить хотелось просто неимоверно. А еще лучше - вмазать
залпом грамм двести хоть водки или коньяка, хоть разбавленного, как в
лейтенантской молодости, спирта. Поскольку последнее было явно недостижимым,
пришлось просить курева у допрашивающего энкавэдиста (с мыслью - а, точнее,
пониманием - того, что сидящий перед ним офицер - именно самый настоящий
сотрудник сталинской госбезопасности, той самой 'кровавой гэбни',
подполковник свыкся на удивление легко). Как ни странно, тот не отказал,
выложив на стол помятую пачку памятных по проведенной в одесском
общевойсковом училище на Фонтане молодости папирос. Поскольку на первой
папиросе старлей его не трогал, сосредоточенно перебирая на столе какие-то
бумаги (Крамарчук догадывался, что и предоставленное по первому требованию
курево, и эта заполненная шорохом бумажек пауза нужна, прежде всему, самому
лейтенанту, пытавшемуся поверить в происходящее и настроиться на нужный
лад), у подполковника было время немного собраться с мыслями. До этого, пока
он бежал, задыхаясь, в сторону военгородка, слыша за спиной повизгивания
корреспондентки и тяжелый топот конвоира, у него это как-то плохо
получалось. Да и потом, когда их заперли в какой-то незнакомой, явно тоже
принадлежавшей этому времени, комнате с решетками на окнах, тоже. Ибо
следующие полчаса ему пришлось успокаивать истерикующую журналистку, под
конец - нервы-то тоже не железные, ага! - убедившись, что самый действенный
метод для этого - пару хороших пощечин и принудительное умывание холодной
водой над ржавой жестяной раковиной.
Итак, он не ошибся, это не галлюцинация, не провокация и, уж конечно,
не розыгрыш. Он действительно попал в прошлое. В то самое весьма и весьма