"Олег Таругин. Холодный бриз " - читать интересную книгу автора

подсознательно он помнил, что так стрелять нельзя, что это неправильно, что
сбивает прицел, перегревает и изнашивает ствол и нерационально расходует
боеприпасы, но палец будто бы вдруг окостенел, - он повел стволом из стороны
в сторону, пересекая свинцовой строчкой еще две жизни. Грохот выстрелов
привычно оглушил, и где-то глубоко мелькнула шальная мысль, что все это
происходит не с ним. Да-да, точно, конечно же, не с ним! А если даже и с
ним, то на самом деле он сейчас лежит на стрельбище, на расстеленном
брезенте, а позади стоит с планшетом принимающий стрельбы офицер. И впереди
вовсе не люди из плоти и крови, а покрытые пробоинами бездушные фанерные
мишени, безропотно падающие под ударами его пуль... В этот момент боек
щелкнул вхолостую. 'Семьдесят четвертый' израсходовал первый из выданных
Крамарчуком - а кто это, кстати; кто-то из прошлой, уже такой далекой и
нереальной жизни, да? - магазинов. Старшина автоматически (разум по большому
счету отключился уже окончательно) отстегнул опустевший рожок, отбросил в
сторону, нащупал на боку подсумок и перезарядил оружие, вскользь припомнив,
что третий магазин он отдал Родионову. За спиной грохотнула очередь
Витькиного автомата, грохотнула - и осеклась, завершившись коротким стоном,
шорохом падающего тела и каким-то непонятным бульканьем. Перевернувшись на
бок, Маклаков обернулся. Земляк лежал на земле, обеими руками зажимая
простреленную шею, алая пузырящаяся кровь выплескивалась сильными толчками
между его пальцев. Согнутые в коленях ноги яростно скребли каблуками берцев
по траве, но с каждой секундой все слабее и слабее. Серега не был особо
искушен в военно-полевой медицине, но отчего-то сразу понял, что тот уже не
жилец - пуля, видимо, пробила не только горло, но и сонную артерию.
Извернувшись ужом, он прополз обратно под задним мостом и подтянул к себе
автомат товарища. Отстегнув магазин, на ощупь определил, что тот пуст -
перед смертью Витька всё-таки успел расстрелять последние в жизни тридцать
патронов. Что-то металлически щелкнуло, визгнув куда-то в сторону, о несущую
раму, со смачным шлепком ударило в шину. Третьей пули - уже его
собственной - Маклаков не услышал. Просто тяжелый удар в грудь, будто
кирзовым сапогом со всей дури въехали. И разрывающая внутренности боль,
только отчего-то вовсе не в груди, а в спине... 'А, ну да', - вяло
подумалось старшине, - 'на выходе пуля всегда наносит большие повреждения,
оттого и боль'... Мысли стали вязкими и какими-то вовсе не важными. Входное
отверстие, выходное... имеет ли это хоть какое-то значение? А Крамарчук,
хоть и нормальный мужик, всё же порядочный гад! Не мог, что ли, эти свои
дурацкие патроны-гранаты-взрывчатку в другое место спрятать? Вот уж,
постояли они с Витьком на посту в последний раз, называется!..
И это было последней мыслью так и не дождавшегося своего счастливого
дембельского поезда старшины Сергея Маклакова.

Глава 2

с. Чабанка, военный городок береговой батареи БС-412, 17 июля 1940 года
Что именно произошло, сержант корпуса морской пехоты шестого флота США
Джимми Джойс так и не понял. Еще мгновение назад он стоял, оперевшись плечом
о борт 'Хаммера', и вдруг какая-то неведомая сила властно отшвырнула его в
сторону. Когда он, тряся гудящей головой, поднялся на ноги и проморгался от
запорошившей невесть откуда взявшейся глаза пыли, джип уже лежал на боку,
беспомощно уткнувшись в землю стволом сорвавшегося со станка