"Татьяна Анатольевна Тарасова. Четыре времени года " - читать интересную книгу автора

конце шестидесятых годов, не хотели брать Евгения Мишакова, но отец заявил,
что верит в этого хоккеиста и что Мишаков способен забить решающий гол. И
Мишаков действительно забил самую важную шайбу, после чего бросился обнимать
отца. Женя весь был как из железа: ноги железные, руки железные, спина...
Короче, он так сжал в объятьях своего тренера, что чуть не сломал ему ребра.
Я знаю одно. Отец абсолютно честный человек. Он никогда не отдаст игру.
Он может ругаться, ругаться страшно, потому что не терпит халтуры.
Утвердилось, что у Тарасова тяжелый характер. Насколько он тяжелый, знаем
только мы, и прежде всего мама. Для остальных отец был только требовательным
и справедливым, так как ничего не устраивал для себя, а заботился лишь о
спорте и о команде.
В 1972 году в Саппоро я была на первой своей Олимпиаде как тренер, а
отец, как позже выяснилось, на последней. Мы почти с ним там не встречались,
хотя я бегала на матчй, но к нему не заходила. Я и сама не люблю, когда меня
отвлекают во время турнира, потому что не должно распыляться внимание
тренера в дни соревнований. Хоккейная сборная СССР в Саппоро победила,
считали, что в Москве его ожидают награды, но наград не дали, а в следующем
сезоне он попрощался с командой. Я до сих пор не могу понять, почему это
произошло, и когда вспоминаю, как отец уходил из хоккея, начинаю плакать. Он
не доработал. Для себя он, может быть, даже и перетрудился, но для хоккея не
доработал. Как могло такое случиться? Ему было пятьдесят четыре года, а по
духу двадцать пять. Отец тяжело переживал свою отставку. В тот год родители
купили дачу, чтобы отец мог заняться чем-то другим. Но он не успокоился. В
прошлом году ездил читать лекцию в Китайскую Народную Республику, в
Корейскую Народно-Демократическую Республику, снялся в учебном фильме,
который делали в Финляндии. Я видела, с каким вниманием его слушали
канадские тренеры и долго не отпускали после четырехчасовой лекции. Я
радуюсь за него, когда он входит в зал во время матча - уже не тренер
сборной, не тренер ЦСКА, а зритель, - и зал аплодирует ему. Он заслужил эти
аплодисменты.
Раньше, когда отец тренировал, мы ходили на хоккей. Мама не пропускала
ни одного его матча в Москве. Теперь уже не ходим. Возвращались домой вместе
с папой. И если матч удался, не передать словами, с каким настроением мы его
ждали у служебного входа! А если проигран - у нас словно похороны. И так в
неделю два раза.
В момент возвращения отца, как и раньше, наш дом затихает. К этому
привыкли. У нас в семье я как тренер, со всеми моими чемпионами, не имею,
конечно, того веса, как отец. Да это и понятно. Он Эверест среди тренеров, и
сравниться с ним мало кому дано.
Когда прежде он приезжал со сборов или соревнований, все в доме сразу
подчинялось только ему, его настроению, его желаниям. Дома он бывал не
часто, и каждый старался сделать ему что-нибудь приятное. Готовили его
любимое пюре, впрочем, он и сам часто возился с едой и, когда бывал дома,
обычно кормил нас с Галкой перед отправкой в школу. И если даже он ставил на
стол не любимое нами блюдо, все равно это съедалось без звука до конца.
Два раза я видела, как отец плакал.
Первый: когда мы перевернулись на машине. Ехали с юга. Помню, как
рассыпались по шоссе помидоры. Машина выскочила на кусок дороги, залитый
маслом, отец ее удержать не смог. Мне было семь лет. Я спала на заднем
сиденье, поэтому и влетела головой в дверную ручку. Больше никто не