"Александр Тарнорудер. Послать подальше" - читать интересную книгу автора

волосы.
- И зачем ты только смотрел на картины! - после длительной паузы Наоми
поднялась. - Я сварю спагетти, а не то помру от голода. Ты не против?
Я кивнул головой в ответ, не решаясь нарушить течение ее мыслей. Наоми
повернулась ко мне спиной, захлопотала, вытаскивая все необходимое, шмыгая
носом, сморкаясь в оторванное от рулона бумажное полотенце.
- Я родилась в киббуце, не важно в каком, - начала она, стоя ко мне
спиной. - Мой отец был беженцем из Чехии, а мать - волонтер из Голландии. Я
не настоящая еврейка, только по отцу, а вся их бюрократия - ну их к черту.
Моя мама приехала из Голландии в конце шестидесятых - работать в киббуце,
изучать киббуцное движение и почти сразу влюбилась в отца и вышла за него
замуж. Кто тогда думал о разных формальностях. А когда я родилась, то у нее
открылся дар рисования.
- Тебе всего сорок? - задал я бестактный вопрос.
- Нет еще, не важно. Мама прекратила работать, вести свои дневники;
после моего рождения она принялась рисовать, как сумасшедшая.
- Так это ее картины?
- Да. Она могла исчеркать целый альбом в пятьдесят листов за один день:
линии, узоры, пятна... Казалось, в них нет никакого смысла. Она прятала свои
рисунки. А потом, кому-то не понравилось, что она не работает. В киббуце
поднялся шум, и отец тайком от мамы показал рисунки своему брату: это его
мастерская, он здесь жил, делал рамки для картинных галерей в Тель-Авиве.
Дядя Шмуэль мне потом рассказывал, что какой-то богатый тип давал ему по
сорок лир за рисунок.
- Сорок лир умножить на пятьдесят... Тысяча лир в день?
- В том-то и дело, - Наоми усмехнулась, - но отец сдал все деньги в
киббуцную кассу, чтобы прекратить разговоры, и постановлением общего
собрания маме разрешили рисовать...
- Соизволили, значит?
- Не надо иронии - с условием, что деньги пойдут в общий котел. Но дядя
Шмуэль не успокоился, он привез маме масляные краски и холст.
Надо сказать, что спагетти с томатным соусом получились у Наоми
бесподобные, а я так и не углядел, какое зелье, кроме свежего помидора и
оливкового масла, она туда положила.
- Странности начались практически сразу: мама нарисовала несколько
картин и повесила их у входа в клуб. А на следующий день к нам в дом стали
приходить киббуцники с просьбой подарить им картину. Ясно, что никому не
отказывали. Через неделю случился один несчастный случай, потом другой,
потом кто-то тяжко заболел... В общем, пошел слух, что картины-то не
простые, а приносят несчастья...
- Знаешь, у меня такое впечатление... - попытался вставить я.
- ... Ш-ш-ш... - Наоми прижала палец к губам, - просто слушай. К моему
отцу стали наведываться разные люди, и он решился в тайне от мамы картины
уничтожить. Он погрузил все на киббуцный трактор, на тележку и повез их к
полю. Он хотел поджечь солому и бросить картины в огонь.
Наоми на минуту замолкла.
- Отец развел костер над старой миной, оставшейся с войны. И как только
огонь разгорелся, раздался взрыв...
- Это было девятнадцатого октября?
- Нет, - Наоми покачала головой, - это было весной.